Когда она вернулась туда, где когда-то была ее деревня, она нашла «только пустое ровное место». От деревни не осталось ничего, кроме ее собственных воспоминаний и воспоминаний тех, кто выжил вместе с ней.
Уничтожение городов и деревень – потери не только для их уцелевших жителей, но и для отдельного региона и всего континента в целом, который, по словам Антуана де Сент-Экзюпери, был лишен «груза воспоминаний… совокупности преданий». Лидице, наряду с тысячью других деревень, была просто «выключена», подобно тому, как выключают свет.
Массовые убийства имели своим результатом зияющие «дыры» в ткани европейского общества, но были и другие, быть может не столь ощутимые потери, словно из гобелена полностью удалили одну нить. Самым поразительным, ощущавшимся почти повсеместно, было отсутствие мужчин. На фотографиях провинциальных городов Великобритании в День Победы запечатлены улицы, полные женщин и детей, празднующих конец войны, – мужчин, не считая стариков или случайно находящегося в отпуске солдата, на них почти не видно. Люди на этих фото улыбаются, уверенные, что отсутствие мужчин – явление временное. В других частях Европы такой уверенности не наблюдалось. Большинство немецких солдат и солдат стран оси в конце войны были интернированы – многие из них вернутся домой очень не скоро. И конечно, миллионы мужчин всех национальностей не вернутся никогда. «На протяжении тех тысяч миль, которые мы проехали по Германии, – писал один английский майор после войны, – заметнее всего ощущалось полное отсутствие мужчин в возрасте 17–40 лет. Это была страна женщин, детей и стариков».
Во многих других регионах Европы целые поколения молодых женщин были обречены остаться старыми девами по той простой причине, что большая часть молодых мужчин погибла. Например, в Советском Союзе к концу войны число женщин более чем на 13 миллионов превышало мужское население. Потеря мужчин ощущалась сильнее всего в сельской местности, где 80 % работников колхозов были женщины. Согласно переписи населения 1959 г., треть советских женщин, достигших возраста двадцати лет в период 1929–1938 гг., остались незамужними.
Став континентом женщин, Европа также превратилась в континент детей. В послевоенном хаосе многие дети были разлучены со своими семьями и, в целях безопасности, жили группами. В 1946 г. в Риме, Неаполе и Милане жили 180 тысяч беспризорных детей. Они были вынуждены спать у дверей, на улицах, промышляя кражами, попрошайничеством и проституцией. Сам папа римский обратился к мировой общественности с просьбой помочь итальянским детям, «бесцельно скитающимся по городам и деревням, брошенным и подвергающимся многим опасностям». Во Франции детей зачастую находили фермеры спящими в стогах сена. В Югославии и Восточной Словакии партизаны обнаруживали группы полуживых от голода детей, которые жили в лесах, пещерах и развалинах. Летом 1945 г. в одном только Берлине насчитывалось 53 тысячи потерявшихся детей.
Одного такого ребенка нашел английский подполковник Вильям Байфорд-Джонс; девочка жила в щели, образовавшейся в памятнике кайзеру Вильгельму в Берлине. Когда подполковник спросил ее, что она там делает, девочка ответила, что это самое безопасное место, которое она смогла найти для ночевки: «Меня никто не найдет. Здесь тепло, никто сюда не подходит». Когда представитель департамента социальной помощи Германии пришел, чтобы забрать ее, у него ушло несколько часов терпеливых уговоров на то, чтобы выманить ее оттуда.
Такие истории указывают на другую невосполнимую потерю общества Европы – отсутствие родителей. Проблема стояла особенно остро в тех частях Европы, которые были больше всего разорены войной. В Польше, например, насчитывалось больше миллиона «военных сирот» – термин, который на английском и американском официальном жаргоне применялся к тем детям, которые потеряли хотя бы одного родителя. Только в британской зоне Германии в 1947 г. было зарегистрировано 322 053 военных сироты. Отсутствие отцов или других мужчин сами дети воспринимали как должное, поскольку подобное явление распространялось повсеместно. «Я могу вспомнить только одного мальчика, у которого был отец, – говорит Анджей С., поляк из Варшавы, который сразу же после войны побывал в нескольких лагерях для перемещенных лиц. – Мужчины были очень странными существами, потому что их почти не было». Согласно данным ЮНЕСКО, треть немецких детей потеряла своих родителей.