Я подумывала о том, чтобы просто разозлить ее, но мысль о холодных, неодобрительных взглядах отца заставила меня передумать.
Я работала очень быстро, что даже не заметила, как пробило девять часов и сейчас КЭШ должен закрыть свои ворота. Я не могу провести ночь в художественной студии.
Вымыв кисти и разложив принадлежности по ящикам, я закрываю дверь и выхожу.
Идя по просторным залам, я вставляю в уши наушники и позволяю песни Supermacy - Muse наполнить мои чувства.
Жуткая, спокойная атмосфера наполняет стены школы в это время ночи. Единственными активными учениками в помещении являются книги и шахматные клубы. Многие спортсмены продолжают тренироваться на улице. Это лучшее время, чтобы насладиться массивной архитектурой школы и древней историей здания. Никакого снобизма или издевательство не могут испортить настроение.
Дэн написал мне ранее, что собирается в Meet Up с командой, это, по-видимому, какое-то секретное место для игроков стартового состава футбольной команды КЭШ. Он предложил заехать за мной, но я отказалась и сказала, чтобы он развлекался.
И все же я не могу избавиться от чувства ревности и сомнения.
Несмотря на то, что Дэн использует свое положение в команде, завлекая девушек, он никогда не был настолько увлечен игрой. Такое чувство, что я теряю своего лучшего друга из-за дурацкой футбольной команды.
Кроме того, не может быть, чтобы все эти приглашения и в команду, и в их тайное место для вечеринок — совпадение.
Хотя, быть может, я у меня паранойя. Я ненавижу саму мысль об отдалении со своим лучшим другом. Если это очередная тактика Леви, то я изобью его великолепное лицо и оставлю на нем синяки.
Я пересекаю парковку, направляясь к боковому выходу.
Это идеальное место, чтобы поймать такси, не застряв в пробке перед главным зданием.
Яркий белый свет освещает мне путь, когда я достаю свой телефон.
Астрид: Веселишься?
Дэниел: Да, черт возьми! Сегодня у меня будет секс втроем.
Астрид: Ты свинья.
Дэниел: Которого ты любишь, негодяйка.
Астрид: Просто чтобы было ясно, мне сегодня так не весело, и ты должен загладить свою вину.
Даниэль: Хорошооо! Я в тысячный раз посмотрю с тобой «Викингов».
Астрид: И принеси мне булочки, которые стряпает твоя мама.
Дэниел: Нет. Они мои.
Астрид: Сделка не состоится.
Дэниел: Мы разделим на двоих *эмодзи с сердитым лицом* Перестань гоняться за моими булочками, черт бы тебя побрал.
Я улыбаюсь, посылая ему громко смеющееся эмодзи, и прячу телефон в задний карман.
Если сегодняшнее жертвоприношение означает кражу у Дэна булочек тети Норы, то я в игре. Я всегда дразню его, говоря, что мы друзья только из-за булочек его мамы.
Направляясь к выходу, парковка погружается в кромешную тьму. Я застываю, останавливаясь на моем месте.
Я ставлю музыку на паузу и спешу туда, где, как я помню, находятся внешние ворота.
Мои руки становятся липкими, а дыхание прерывается так громко, что я не слышу ни своих шагов, ни чего-либо вокруг.
Проклятье. Свет обычно горит до поздней ночи.
Моя рука сжимает лямки рюкзака, пока ногти не впиваются в ладони.
Я бы побежала, но мои конечности слишком дрожат для этого.
Правда то, что говорят люди о потере одного из ваших чувств. Когда вы не в состоянии видеть, все остальное усиливается.
Мои уши улавливают легкий шелест ветра в соснах, окружающих школу. Или, по крайней мере, я надеюсь, что шорох из-за деревьев.
Мои ноздри наполняются запахом бензина от машин и сосны, а также моим собственным запахом, который так похож на страх.
Воздух на коже ощущается, как острые бритва предметы, пытающиеся проникнуть внутрь. Сколько бы я ни сглатывала, я не могу избавиться от кислого привкуса в горле.
Это становится до ужаса похоже на то, что произошло той ночью.
На самом деле в обе ночи.
Все началось с темноты.
Ты можешь это сделать, Астрид. Ты вполне можешь это сделать.
Моя ободряющая речь не работает. Свист пульса не утихает, и чернота заполняет зрение.
Высокая мрачная фигура преграждает мне путь. Я кричу, но звук заглушает сильная рука, закрывающая рот. Мое тело замирает, когда меня тянут назад, ноги волочатся по бетону с тошнотворным шумом.
Меня... похищают?
Эта мысль выводит меня из оцепенения. Я отбиваюсь от похитителя, царапаясь и пиная везде, где только могу. Моя спина врезается во что-то твердое. Воздух вылетает из легких, и я задыхаюсь от несуществующего дыхания.
Чувство клаустрофобии ползет вверх по позвоночнику, парализуя меня. Все мое существование заполнено высокой, широкой фигурой, нависшей надо мной, как мрачный жнец.
Я знаю страх.
Я прожила это. Дважды.
Во время аварии с мамой и того несчастного случая, я поняла одно. Страх — это не то чувство, к которому можно привыкнуть. Это не то чувство, которое со временем становится лучше.
Спустя время становится еще хуже.
Теперь, увидев лицо страха, оно постоянно меняется, поэтому каждое переживание становится более ужасным, чем предыдущее.
Дрожь пробегает по моим конечностям, и я дрожу, как лист во время ливня.
— П-пожалуйста... пожалуйста... — шепчу я в руку, удерживающую меня на месте.
Мне следовало бы уже понять, что мольба не спасет. Мольба может заставить тех, у кого нездоровая голова, захотеть еще немного помучить тебя.
Но больше у меня ничего нет.
Даже если я буду сражаться, мой похититель явно намного сильнее меня.
Он остановил мою прежнюю борьбу одной лишь рукой.
Он может разорвать меня на куски, если захочет.
Его свободная рука прижимается к моей груди.
Мои глаза закрываются, когда слезы жгут за веками.
О Боже.
Пожалуйста, нет.
Пожалуйста.
Что-то внутри меня обрывается, и всякое нежелание сопротивляться исчезает. Я бьюсь и пинаюсь везде и нигде одновременно.
Я почти ни во что не попадаю, но не прекращаю попытки. Я плачу, бью кулаками и ногами, как сумасшедшая.
Он сжимает мою рубашку в кулаки, и мои крики становятся еще более безумными, хотя блокируются его рукой.
Он тянет меня вперед. Я спотыкаюсь, но ловлю себя в последнюю секунду, прежде чем упасть лицом вниз.
Обе руки исчезают с моей груди и рта.