Когда папа приходит пожелать мне спокойной ночи.
Я спрыгиваю со стула и присоединяюсь к Леви за стойкой.
Первое. Вид отсюда более великолепный.
Второе. Я хочу помочь.
— Просто сиди, — он отталкивает меня, но я толкаю его локтем.
— Это мой способ жить настоящим. Позволь мне.
Это эпический провал.
Я заканчиваю с мукой на лице и руках, потому что определение Леви о том, как жить настоящим, это играть и испытывать меня.
Сначала я пыталась бороться с этим, но с Леви бороться невозможно. Его интенсивность слишком глубока, и это похоже на то, будто она высасывают целиком, не имея выхода.
Иногда это пугает.
Большую часть времени это захватывает.
Я всегда из кожи вон лезу, ожидая, что он придумает в следующий раз.
Он наркотик, что я не уверена, что хочу с него слезать.
Я знаю, что Леви опасен. Я видела это в его черных глазах и в замкнутых чертах лица. Я чувствовала это по тому, как он берет все, что пожелает, не оглядываясь назад. Слышала это в его зловещем голосе и непримиримых словах.
Все это должно оттолкнуть меня. Вместо этого я продолжаю тянуться к нему, как мотылек к огню.
Он сожжет меня.
Уничтожит.
Но я все равно буду возвращаться.
После завтрака мы играем в шахматы. У него есть огромная стеклянная доска в центре гостиной, и мы сидим друг напротив друга.
Он прищуривает один глаз, прежде чем мы начинаем:
— Предупреждаю. Я сокрушаю своих врагов.
— Хм, — я подтягиваю колени под себя. — Покажи мне, что ты умеешь, Кинг.
Как будто я разожгла огонь, в его глазах сверкнул вызов. Его поза становится напряженной, и обостряется для битвы.
После пятнадцати минут попыток перехитрить его я проигрываю.
Он разрушает всю мою защиту, а затем убивает мою королеву самым жестоким способом.
Я дуюсь, глядя на его фигуры, которые остаются нетронутыми.
Он усмехается, когда я продолжаю дуться.
— Ты все делаешь неправильно.
— Как это?
— Ты защищаешь своего короля, когда должна защищать нечто гораздо более важное.
— Королеву?
— Возможно, — он наклоняет голову набок. — Но если ты действительно хочешь одержать победу, то тебе нужен весь твой батальон.
— Как насчет того, чтобы пожертвовать собой ради общего блага?
— Настоящий военачальник жертвует солдатами, а не генералами.
Я передразниваю наклон его головы.
— Как ты полюбил шахматы?
Он на мгновение замолкает.
— Наверное, это у нас семейное.
— Твой дядя играет?
— Да, но не он учил меня, а мой отец. Это была одна из немногих вещей, которым он меня научил.
Я выпрямляюсь, чувствуя напряжение за его словами.
— Значит, вы не были близки?
— Мы были близки, когда у него не проявлялись маниакальные приступы, но это было не так часто.
Он смотрит на меня, удивленный тем, что только что рассказал об этом.
Мои губы приоткрываются.
То, что сказал Эйден, теперь имеет смысл. У Леви нет проблем с психикой, но он жил в тени отца, у которого имелись проблемы. Может, эта часть его отца тоже передалась ему.
Прежде чем я успеваю что-то сказать, Леви вызывающе улыбается.
— Еще один раунд? Я обещаю не раздавить тебя на этот раз.
— Давай.
Мы играем часами. Это самое большое время, которое я провела в одном месте — кроме художественной студии — не сходя с ума. На самом деле, мне весело.
Хотя Леви каждый раз выигрывает.
Я пытаюсь отвлечь его, подтягивая майку к бедрам, или стягивая ее вниз, или облизывая губы. Несмотря на то, что его глаза темнеют от вожделения, он выигрывает игру, отодвигает доску и заключает меня в объятия.
— Ты только что соблазняла меня, принцесса?
Я отвожу взгляд, пытаясь скрыть мурашки, покрывающие кожу.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты вела грязную игру.
— Нет.
— Ты знаешь, что происходит с плохими девочками, которые играют грязно?
Его губы находят мочку моего уха, и он сосет ее, прежде чем прикусить.
Я издаю стон, моя голова падает ему на шею. Это безумие, как что-то столь незначительное может превратить меня в бессмысленный беспорядок.
Леви не тот, с кем мне следует связываться, но мое тело этого не понимает.
Все, что я испытываю, это трепет и желание большего.
Я хочу большего.
Я хочу всего.
И это тревожно похоже на то, как думает Леви. Быть может, я сама стала королевой дьяволов.
Он опускает меня на диван и стягивает свои боксеры. Я снимаю майку через голову и закидываю ее за спину, так что мы оказываемся кожа к коже. Сердцебиение к сердцебиению.
Мои ногти впиваются в его грудь, оставляя длинные красные следы. Как он оставил свои собственные следы на моей шее, ключицах и груди.
Он шипит от боли, но в его глазах светится нескрываемая похоть.
— Тебе нравится немного удовольствия от боли, принцесса.
Он улыбается, его грешные губы нависают над моими.
— Тебе тоже, Леви.
На этот раз я провожу ногтями по его спине, вырывая у него стон.
— Конечно, — ухмыляется он, и мое сердце замирает.
Даже не смешно, насколько он великолепен.
Его пальцы спускаются по моему животу к влажным складкам, оставляя после себя обжигающее покалывание.
Он дразнит мой клитор, пока я не начинаю сопротивляться его руке, умоляя о большем.
Все зарождается в сердцевине и распространяется по всей коже. Как раз в тот момент, когда я собираюсь кончить, он заменяет пальцы своим членом, входя в меня на одном дыхании.
— О, Боже.
— Не совсем.
Его губы кривятся, а лицо становится диким от похоти и чего-то еще, чего я не могу понять.
Я держусь за его шею, пока он сосет нежную кожу моей груди. Есть ли хоть одно место, которое он оставил незамеченным?
Он садится и притягивает меня к себе, так что я оседлаю его колени. Глубина этой позы заставляет меня чувствовать его везде.
В теле.
В воздухе.
В долбаной душе.
Его губы находят мои, и он целует меня так жестко, дико и совершенно неконтролируемо, набирая темп. Его толчки грубы и непреклонны, будто он хочет запечатлеть себя глубоко в моей душе.
Он задевает приятное местечко внутри меня, и что-то во мне разбивается вдребезги.
Мы кожа к коже. От сердца к сердцу.
Нет ни одной части меня, которой бы он не владел в данный момент.
Я кончаю с хриплым криком.
Падая с волны, я понимаю, что что-то совершенно не так.
Он не воспользовался презервативом.
Я толкаю его в грудь, когда он ускоряет темп, но не могу найти слов, чтобы сказать ему, чтобы он вышел.