Я тыкаю пальцем ему в грудь.
— Этого, блядь, не будет.
Дэниел снова пытается остановить меня, когда громкий звук прорезает тишину.
Мы оба останавливаемся и смотрим друг на друга дикими глазами.
Только что из дома Астрид раздался выстрел.
Глава 52
Астрид
Все падают. Включая короля и его королеву.
Я вскрикиваю, когда выстрел эхом отдаётся вокруг нас.
Мои пальцы впиваются в предплечье отца, когда мой безумный взгляд скользит по нему, в поисках травм.
— Я в порядке, Астрид.
Он указывает за спину на отверстие в стене.
Мое сердцебиение учащается до тех пор, пока невозможно сосредоточиться ни на чем, кроме жужжания в ушах.
— Опусти дробовик, Виктория, — говорит папа спокойным, но твердым тоном, заводя меня за спину.
Тем не менее, я оглядываюсь вокруг него.
Виктория стоит у входа, ее палец дрожит на спусковом крючке. Впервые в жизни я вижу, как по ее щекам текут слезы.
Я всегда шутила с Дэном, что она бесчувственный робот, учитывая, что она не проявляет эмоций. Но я должна была знать, что такие люди самые опасные.
— Я была рядом с тобой, — ее голос дрожит, и она, кажется, на грани нервного срыва. — Я была идеальной женой для тебя. Делала все, начиная с этих ужинов и заканчивая сборищем этих глупых жен. Как ты посмел меня бросить?
— Мы договорились, Виктория, — медленно произносит он. — Я говорил тебе, что брак — это контракт. Я предоставил дом для тебя и твоей дочери и оплатил долги твоего покойного мужа. Взамен ты играешь роль жены. Ты согласилась на эти условия.
— Я думала, что до тебя дойдёт. — ее палец дрожит на спусковом крючке, и я еще больше сжимаюсь за спиной папы. — Я ждала, когда ты придешь в себя. Мы могли бы стать настоящей семьей... — она улыбается в ностальгии, а потом улыбка пропадает. — Если бы не эта шлюха.
— Моя мама не была шлюхой, — выдавливаю я.
— А ты! — она направляет на меня ружьё и своё маниакальное выражение лица. — Фамилия Клиффорд — это право моей дочери. Ты не заслуживаешь ничего, кроме того, чтобы гнить со своей шлюхой матерью. Но ты просто отказываешься умирать.
Мои губы приоткрываются от недостатка воздуха. Взгляд скользит от нее к папе. Его челюсти сжимаются, но он сохраняет спокойствие.
— Значит, ты это сделала. Ты была причастна к случаю с Астрид на вечеринке.
— Да, я сделала это. Я приехала забрать Николь, а эта сука бежала по улице, умоляя, — смеется она. — Я притормозила, но потом подумала, что если ты присоединишься к своей матери, мы наконец-то станем настоящей семьей.
Мои глаза затуманиваются, смотря на монстра в ее глазах. Она планировала убить меня. Это не был несчастный случай. Она сделала это нарочно.
Гнев бурлит в моих венах, как ураган. И тут до меня доходит. Старый Мерседес, на котором Николь ездила на днях, был тем же самым авто, который я видела припаркованным возле нашего дома за день до аварии.
— Ты что-то сделала с тормозами моей мамы, не так ли?
— Да. — она улыбается, как сумасшедшая. — Генри собирался развестись со мной и жениться на ней, поэтому я решила стереть ее. Жаль, что ты не отправилась с ней на дно, как хорошая маленькая сука.
Я кричу и проталкиваюсь мимо папы к ней. Я убью ее. Задушу голыми руками.
Папа дергает меня назад, когда поза Виктории кричит об угрозе.
— Отпусти меня! — я плачу, слезы текут по моим щекам. — Папа, отпусти меня!
— Да, отпусти ее, Генри. — ее голос мягкий, почти материнский. — Если ты это сделаешь, мы, наконец, станем семьей.
— Мы никогда не собирались становиться семьей! — голос папы повышается. —Единственной семьей, которую я хотел, были Жасмин и Астрид.
— Нет... — слеза скатывается по ее щеке. — Ты чувствовал себя обязанным ей только потому, что она заключила тебя в ловушку с ребенком.
— Не было никаких обязанностей перед Жасмин. Она единственная женщина, которую я когда-либо любил.
— Нет. Генри. Мы семья.
Он качает головой, в его голосе звучит сталь.
— Больше нет.
— Ты! — она кричит, целясь в меня из дробовика. — Это все из-за тебя. На этот раз я убью тебя.
Я сглатываю, мои конечности дрожат, пока я не перестаю их контролировать.
Папа встаёт передо мной, пока я почти ничего не вижу.
— Брось ружьё, Виктория. — он тихо произносит. — Не ухудшай.
Она отчаянно трясет головой.
— Полиция уже в пути. — он говорит. — Все кончено.
— Нет! Нет! Эта сука не сможет жить своей жизнью, пока я гнию за решеткой.
— Мама...
Все наше внимание переключается на голос, доносящийся из-за спины Виктории.
Николь стоит на трясущихся ногах, за ней Леви и Дэн.
Они пришли.
Слезы наполняют мои глаза. Леви вернулся за мной. Он не отказался от меня.
Наши глаза встречаются на мгновение, и в его светло-голубых глазах я вижу беспокойство и тоску. Отчаянную, сильную тоску, которая соответствует моей собственной.
— Николь? — Виктория заикается. — Возвращайся в свою комнату, дорогая. Я позабочусь об этом и приду за тобой, хорошо?
— Мама, прекрати, — голос Николь дрожит с каждым словом, будто ей трудно говорить. — Пожалуйста.
— Но, дорогая. Я делаю это ради нас. Ради твоего будущего. Скоро ты станешь Клиффорд.
— Я не хочу становиться Клиффорд. Мне нравится фамилия папы.
— О чем ты говоришь? Это то, ради чего мы работали.
— Ты ради этого работала. Я только хотела освободиться от всех этих оков, протоколов и масок. — она икает. — Я терплю эту жизнь только ради тебя, мама.
— Но... что насчет такого будущего и дверей, которые откроет для тебя фамилия? — она делает паузу. — Мы поговорим об этом позже, когда я закончу.
Дэн толкает Николь локтем, и она вздрагивает, прежде чем сделать шаг вперед.
— Мама, пожалуйста. — она протягивает дрожащую руку к матери. — Дядя Генри всегда давал нам все, что мы хотели, ты не можешь причинить ему боль.
— Я не причиню ему боль. Я убью его дочь.
— Стой! — она кричит. — Просто перестань, мама. Я уже потеряла отца, я не могу потерять и тебя.
Виктория опускает ружьё, в ее глазах блестят слезы...
— Я все это делала ради тебя, дорогая. Делала все, чтобы у тебя была лучшая жизнь.
— Я знаю, — плачет Николь, заключая мать в объятия. — Я знаю.
Я задыхаюсь, когда Леви делает шаг вперед и вырывает дробовик из пальцев Виктории.
На секунду мне кажется, что он уйдет и избавится от него, или Виктория устроит драку и застрелит его.
Я вздыхаю с облегчением только тогда, когда ружьё остается неподвижным в его руках.