Эсэсовцы прижали их к земле кинжальным пулеметным огнем и обстреляли из минометов. Одна из мин взорвалась в двух шагах от радиста. Осколок попал ему в затылок, второй разбил рацию.
На переходе к лесу потеряли старшего сержанта Юхана Аарму, двадцатилетнего эстонца, который родился и вырос в Абхазии, в одном из эстонских сел на берегу Черного моря. Кроме эстонского, русского и абхазского языков, Юхан знал немецкий и английский. В глазах товарищей он был чуть ли не профессором, хоть закончил всего один курс университета.
Когда разведчикам удалось немного оторваться от эсэсовцев, Бутурлак спросил, где сержант.
Иванов произнес мрачно:
— Там… на опушке… Его скосило из пулемета, когда поднялся с гранатой…
Значит, Юхан пытался задержать эсэсовцев. Бутурлак снял пилотку, отдавая дань подвигу сержанта, но сказал не о нем.
— Вот здесь, в планшете, — постучал кончиками пальцев по твердой коричневой коже, — карта со схемой фашистской обороны. Погибну я — возьмет тот, кто будет поблизости…
Вдруг снова раздались автоматные очереди.
Лейтенант коротко скомандовал:
— Бой не принимать! Отходить тихо! Постараемся оторваться…
Но расчет на то, что эсэсовцы, боясь партизан, не войдут в лес, не оправдался. Всю ночь они не давали покоя разведчикам, и лишь в предрассветном тумане группа Бутурлака оторвалась от преследователей.
Лейтенант решил дать бойцам хотя бы короткий отдых.
Залегли в неглубокой лесной балке. Два часа сна — совсем мало для людей, падающих от усталости. Но два часа — это, в конце концов, сто двадцать минут, а кто из них не мечтал хотя бы о десяти минутном отдыхе?
В полдень вышли к маленькой речушке и, найдя перекат, где вода доходила лишь до колен, перебрели на другой берег. Но их засекли и сообщили по радио координаты передвижной эсэсовской группе. Эсэсовцы обстреляли разведчиков на подступах к небольшому селу, скосили пулеметными очередями еще четырех бойцов и ранили Васюту.
Теперь из десяти их осталось всего четверо. Здесь, в кустах возле Горыни, они ждут, когда солнце скроется в черной туче над горизонтом.
Наконец Иванов сказал:
— Вы ждите, а я… — Махнул рукой в сторону реки. — Пока не стемнело, поищу брод…
Бутурлак одобрительно кивнул.
Иванов бесшумно раздвинул кусты, и лейтенант увидел, как мелькнули в чаще еще совсем не стертые подошвы его сапог, подбитые двумя рядами блестящих гвоздиков, — Иванов берег обувь, зная, как тяжело старшине достать сапоги сорок седьмого размера.
Бутурлак подполз к Васюте.
— Поспи, — сказал, — пока вернется Иванов.
Ефрейтор положил раненую руку на грудь, закрыл глаза, уснул мгновенно.
Бутурлак знал эту особенность Васюты, которой завидовали разведчики: ефрейтор всегда выгадывал на отдыхе по сравнению с другими хоть несколько минут.
— Ты тоже спи, я постерегу, — сказал он Горянскому.
— Вы же отдыхали меньше нас…
— Спать! — коротко повторил Бутурлак.
Горянский подчинился приказу. Сладко вздохнув, положил под голову пилотку, обхватил двумя руками автомат, прижал к груди, как ребенка, и заснул, дыша ровно и бесшумно.
“Совсем еще мальчишка”, — подумал Бутурлак, глядя на его круглые, покрытые легким пушком щеки.
Ему тоже хотелось спать, и он сильно потер ладонью лоб, отгоняя сон.
Он представил себе, как нервничает сейчас начальник фронтовой разведки, как звонят ему из штаба, а он вынужден прибегать к неопределенным обещаниям, как в глубине души, может, клянет его, лейтенанта Бутурлака, не зная, что от заброшенной в тыл врага разведывательной группы осталось меньше половины и вообще неизвестно, удастся ли и этим четверым пробиться к своим…
В конце концов, когда полковник уверится, что от Бутурлака напрасно ждать сообщений, он сформирует новую разведгруппу… Если даже и те разведчики погибнут, все равно начнется наше наступление, и все эти гитлеровские доты и линии укреплений будут стерты с лица земли, но это будет достигнуто большей кровью, значительно большей, и много солдат погибнет, штурмуя неразведанную линию гитлеровских укреплений.
Бутурлаку перехотелось спать. Черт, почему не возвращается Иванов? Он посмотрел на часы — прошло тридцать минут.
Лейтенант решил подождать еще четверть часа, но тут в соседних кустах затрепетали листья. Бутурлак поднял автомат и сразу же опустил его.
Иванов обтер грязным платком потное лицо и коротко доложил:
— Горынь в полукилометре. Берега заросли лозняком, перекат недалеко, около него на том берегу засада — два эсэсовца.