— Филипп, чего бы ты больше всего хотел на свете?
— Уничтожить бандер! — ответил уверенно.
— Да нет… Какое у тебя заветное желание? Бандер мы и так уничтожим.
Филипп немного подумал.
— Отец говорил, какое-то там совещание будет в области, и обещал взять с собой. Вот хотел бы в цирк сходить.
— Дурной ты. Разве про это спрашиваю? Вот Вера сказала, что артисткой хочет стать. А ты ради чего хотел бы жить?
— Ради чего?.. Ради чего… — недовольно заерзал Филипп. — Это уже мое дело.
— Не хочешь не говори.
— А ты сам?.. Знаешь, чего хочешь?
— Я буду летать! — Андрей смотрел широко раскрытыми глазами в звездное небо: почему-то оно стало ниже, будто звезды приблизились к земле. — Буду летать! — повторил как-то торжественно. — Я буду летчиком и поднимусь в небо, а может быть, и к звездам. Ведь когда-нибудь же люди полетят к звездам, почему не я?
— Когда еще это будет!
— Скоро, Филипп. Вот мы с тобой выучимся и возьмемся за это дело…
Филипп крякнул совсем по-взрослому. Возразил веско:
— В Острожанах до сих пор электричества нет. Лучше уж с этого начинать.
— Во всех селах уже будет электричество.
— Будто это само собой сделается… Если все будут летать, кто в Острожанах будет порядок наводить?
Андрей уловил в словах Филиппа плохо скрытый упрек и подумал, что он прав. Действительно, кто будет работать здесь, в Острожанах? Вдруг решил: скоро возвратятся мужчины из армии, а провести электричество или починить трактор не так уж сложно — обойдутся и без них. Хотел сказать об этом, но Филипп опередил его:
— Я лесничим хочу быть и выучусь на него.
Андрей поднялся на локтях, чтобы заглянуть в лицо другу.
Неужели угадал его мысли? Ведь и он все время колеблется, кем стать: летчиком или лесничим?
Вот только теперь, всматриваясь в звездное небо, решил окончательно: летчиком. Но было тяжело, будто оторвал от себя что-то родное, переполовинил душу. А сейчас сделалось легче: он — летчик, а Филипп — лесничий. И теперь он уже знает, что острожанский лес будет в надежных руках. А этот лес и озеро — половина его, Андрея Шамрая, а может быть, не половина — значительно больше, потому что он когда-нибудь исчезнет с лица земли, а лес останется и вечно будет смотреться в синее небо око Щедрого озера…
Андрей хотел все это сказать Филиппу, но не успел, потому что тот сам начал неторопливо:
— Как подумаю, что куда-то из нашего леса ехать нужно, тоскливо становится. Поэтому и решил: в лесу мне жить. Только не в таком, какой он теперь, — жестокий и пахнет порохом и огнем.
— Точно, — согласился Андрей. — Я сегодня, когда увидел Гришку, ткнулся носом в листья — они гнилью пахнут и еще чем-то… Думал: чем? А теперь ты подсказал: порохом или ржавым железом… И почему это так? Нет же там ни пороха, ни ржавчины…
— А для меня сейчас все пахнет порохом, — признался Филипп. — После того как отец нес карабин Шелюка.
— И сейчас пахнет… — втянул ноздрями воздух Андрей.
— Сейчас не удивительно — оружие всегда порохом пахнет.
— А я люблю смотреть, как сыплются из автомата гильзы, — сказал Андрей, и в этих его словах не было никакой логики.
— А пули летят в людей!..
— Если в фашистов или бандер — что здесь плохого?
— Будто у тех автоматы молчат!
— Стал ты рассудительным.
— Да нет… Вот лежу и жду бандер — скорее бы шли.
— Ты слышал — Вера артисткой хочет…
— Пусть будет, она и сейчас — артистка.
— Почему?
— Ходит, как русалка, в веночке из одуванчиков.
— Ей идет.
— Что-то ты часто ее вспоминаешь.
Андрей смутился: неужели Филипп догадывается о чем-то? Ответил притворно-равнодушно:
— Девчонка, как все.
— Конечно… Вот Нюра Андрусишина — красавица!
— Нюрка — красавица? В веснушках вся!
— Ну и что? А глаза!..
— У всех глаза.
— Нам с летчиками спорить, известно, трудно, — не без ехидства сказал Филипп, — но и летчики иногда садятся на землю. И хотят есть…
— Хватит, — примирительно сказал Андрей, — потому что ты меня все равно не рассердишь. Я сам еще не знаю, может быть, вместе на лесничих будем учиться…
— Это было бы хорошо. И знаешь, Нюра тоже в лесотехнический будет подавать.
— Что-то у тебя Нюра с языка не сходит…
— А я и не скрываю, мы с нею поженимся, когда выучимся.
Андрей даже подскочил на стожке:
— И давно решили? Что-то раньше не слышал…
— Да сегодня. Сергейка к отцу бегал, а мы с ней за селом дежурили.
— Это новость! Ты же и не говорил, что она тебе нравится.
— А сегодня понравилась, — ответил Филипп, — мы и решили. А вы с Веркой не решили?