Я тяжело сглатываю, так как трудно поверить, что его наказания могут стать еще хуже. Мой первый год в СА был, мягко говоря, непростым, и этот человек наказывал меня гребаную кучу раз. Хуже всего было, когда он хлестал меня в подвале до тех пор, пока не содрал кожу со спины за то, что я поджег научную лабораторию.
После того года я узнал, что выходки приводят только к боли и наказанию. Я усвоил урок и держался подальше от его плохой стороны, даже если время от времени он меня наказывал.
— Трудно поверить, — говорю я.
Ниткин слегка наклоняет голову, а затем хватает ближайший стул и ставит его рядом с Камиллой Морроне.
— Пеняй на себя, — говорит он, придвигая ко мне свой бокал.
Я нервно глотаю и наливаю ему большую порцию водки.
Он залпом опрокидывает бокал, и я замечаю, как его взгляд устремляется на Камиллу.
— Вы не пьете, мисс Морроне?
Несмотря на то, что нас поймали с поличным, напряжение спадает и болтовня за столом возобновляется. Возвращается официантка с порцией напитков для Бирна. Я хмурю брови, сканируя бар в поисках нашего директора, но не вижу никаких признаков его присутствия.
Тогда наклоняюсь к Наталье.
— Тебе весело, Гурин?
— Не особенно. Когда тебя ловят, это отнимает все удовольствие. — Она бросает взгляд на Камиллу, которая, похоже, увлечена беседой с садистом Ниткиным. По крайней мере, она отвлекает психа. — Они мучают нас тем, что сидят с нами.
Я пожимаю плечами.
— Расслабься немного, Гурин. — Я скольжу рукой ей под юбку и сжимаю верхнюю часть бедра. — Может быть, если ты будешь хорошей девочкой сегодня вечером, я вознагражу тебя.
Она хмурится, глядя на меня, и я ненавижу то, как красиво она выглядит. Нахмуренная женщина не должна выглядеть так охренительно великолепно, и все же Наталья великолепна всегда.
— Мне ничего от тебя не нужно, — говорит она.
Ее губы говорят одно, а язык тела — другое. Она взвинчена, чертовски возбуждена, и хочет получить разрядку после наших игр с в микроавтобусе.
— Как тебе будет угодно, bonita. — Я наклоняюсь к ее уху, покусывая мочку. — Просто знай, что ты бы наслаждалась каждой гребаной секундой.
Она вздрагивает, ее глаза закрываются.
Ниткин внезапно хлопает рукой, привлекая к себе всеобщее внимание.
— Как бы весело это ни было, мне не очень удобно пить с несовершеннолетними в баре. А теперь все должны вернуться в академию.
За столом раздается несколько недовольных возгласов, но никто не возражает против его приказа прямо.
Тренер Дэниелс встает.
— Остынь, Гэв. Пусть дети повеселятся. — Он подмигивает Адрианне, которая просто смотрит на него в ответ. — Хочешь потанцевать? — спрашивает он.
Она отрицательно машет.
— Нет, спасибо.
Ниткин качает головой.
— Арч, ты же не серьезно. Где, черт возьми, Оак?
Тренер просто пожимает плечами.
— Хрен его знает. Мне все равно. — Его внимание снова переключается на Адрианну. — Потанцуй со мной, хотя бы раз.
Она разочарованно выдыхает, а затем вкладывает свою руку в его, позволяя ему вытащить себя на танцпол.
— Mu’dak, — ругается по-русски профессор Ниткин с разъяренным видом, наблюдая, как Дэниелс выводит ученицу на танцпол. Не то чтобы тот славился тем, что хранит в секрете свои внеклассные занятия со студентками.
Ниткин садится обратно, лихорадочно барабаня пальцами по столу и оглядывая каждого из нас, без сомнения, предвкушая как будет наказывать всех по очереди.
Я встаю, больше не в силах терпеть напряжение, которое он создает.
— Не хочешь потанцевать? — Спрашиваю я, протягивая Наталье руку.
Она скрещивает руки на груди.
— Не особенно.
— Это был не вопрос.
Она хмурит брови.
— Но прозвучало именно так, черт возьми.
— Сейчас же, Гурин, — рычу я.
Она встает и берет меня за руку, позволяя вывести ее на танцпол.
— Почему ты такой засранец?
За это я шлепаю ее по заднице, что приводит к удовлетворенному вскрику.
— Не так разговаривают со своим хозяином, верно?
Она сжимает челюсть и просто смотрит на меня своими темно-карими глазами. Глазами, которые преследуют все больше моих снов с тех пор, как начался выпускной год. В тот момент, когда я сексуально прикоснулся к ней, всё изменилось.
— А теперь будь хорошей девочкой и извинись.
Она сжимает кулак, и я вижу, что она собирается сделать, раньше, чем это происходит. Я накрываю ладонью ее кулак, который движется к моему лицу, останавливая в воздухе. Она вскрикивает от боли, когда я сильно его сжимаю.