Любит.
Я действительно люблю его, даже если поняла это слишком поздно.
Я начала влюбляться в тот момент, когда он позволил мне оставить Эрис, несмотря на то, что у него аллергия на этот нелепый пушистый шарик разрушений. Когда я подбросила последний жучок в его офис в казино, мое опустошение было таким тяжелым, что я не понимала, что темный туннель, в который я падаю, — это не просто чувство вины.
Гораздо больше.
Он никогда не говорил мне, что любит меня, но я знаю, что он чувствует то же, что и я. Несмотря на мое предательство, чувства нельзя вытравить за один день, и от этого становится еще хуже.
— Я облажалась. — Я подавила всхлип и положила голову на руки. — И я не думаю, что смогу это исправить.
Слезы текут, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить их. Я — идиотка, разрываюсь рядом с женщиной, чья семья ненавидит меня, может даже убить, но вместо этого Кира притягивает меня в свои объятия и позволяет плакать столько, сколько мне нужно. А это оказалось очень долго. Эрис пытается участвовать в процессе, облизывая мое лицо и глотая слезы. Это смешит нас обеих.
Когда я достаточно успокоилась, я сказала ей:
— Спасибо. Я не знаю, как мне так повезло, что ты на моей стороне, но это многое значит.
Она сжимает мою руку, затем откидывается назад и смотрит в окно на бескрайнее море.
— До того, как я нашла своих братьев, единственным человеком в мире, который любил меня, была моя тетя Маша, но ее у меня забрали. Ее убил мой отец. — Она грустно улыбается. — Жаль, что все сложилось иначе, но я понимаю, почему тебе нужно отомстить за свою семью. Как это может сделать тебя слепым ко всему остальному.
— Мне жаль твою тетю. И… — Я тяжело сглотнула. — Я просто очень сожалею обо всем.
Кира встает и задумчиво смотрит на меня.
— Я не хочу, чтобы тебя убили, но Андрей оставил это в руках Даниила. — Она беспомощно пожимает плечами, как будто больше ничего не может мне предложить. — Джорджия увезла отца в Грецию к родственникам, но когда она вернется, она устроит Андрею ад. Она будет на твоей стороне, я знаю это.
С этими словами она уходит, а я остаюсь в раздумьях, как мне все исправить. И смогу ли я это исправить. Можно ли простить такое глубокое предательство? Есть еще вопрос братской гордости. Даниил может вести себя как джентльмен, но под костюмами за десять тысяч долларов и кожаными туфлями на заказ он такой же порочный, как и любой другой человек, воспитанный в братстве.
Притянув Эрис к себе на колени, я опускаюсь на подушки. Самое любящее, что я могу сейчас сделать, — это забрать решение у Даниила. Отправить меня на смерть или оставить рядом, чтобы… ну, чтобы что сделать? В любом случае, этот выбор будет съедать его изнутри. Если я и могу оказать ему какую-то любезность, так это распорядиться своей судьбой.
Свернувшись калачиком, я позволяю сну вырвать меня из этого кошмара, в котором я живу, в оцепенение, где ничего не болит, нет ни чувств, ни ужаса, ни ошибок. Просто оцепенение.
Теплая рука проводит по моему лицу, пробуждая ото сна. Я на мгновение зажмуриваю глаза, вдыхая его запах, тепло его руки. На мгновение я притворяюсь, что все в порядке, что это обычное утро и он будит меня, чтобы заняться любовью.
Но иллюзия разрушается, как только я открываю глаза и вижу его каменный взгляд, буравящий меня.
— Вставай, — рявкает он, голос ровный, лишенный эмоций. Я больше не получу его сладостных шептаний, ласкающих мою кожу.
Я медленно сажусь, чтобы сориентироваться. Солнце переместилось на запад, значит, сейчас поздний вечер. Эрис все еще храпит на краю кровати.
Откинув одеяло, Даниил окидывает меня взглядом. Всего на одно мгновение его взгляд согревает мое тело, наблюдая за тем, как поднимается и опускается моя грудь через хлипкий халат, и я съеживаюсь под его пристальным взглядом. Он протягивает руку и на короткую секунду проводит пальцем между ним. Мои соски напрягаются в ожидании его прикосновения, а между бедер вспыхивает лихорадочная потребность.
Но так же быстро, как вспыхнула искра, он гасит ее, пробормотав проклятие и посмотрев на меня холодными стальными глазами.
— Что происходит? — мягко спрашиваю я.
— Вставай и одевайся. — Теперь он стоит ко мне спиной и смотрит в большое эркерное окно. — Я объясню по дороге.