Это единственная причина, по которой я не пыталась сбежать. Это, и все опасности, подстерегающие незамужнюю девушку с такой фамилией, как у меня. Фамилия чего-то стоит. Мы с Еленой обе ценны. Вот почему мы не можем покинуть лагерь, почему нас обучали дома и почему у нас нет нормальной жизни, и мы заперты в клетке. Где-то есть ужасные люди, готовые схватить нас и угрожать ужасными вещами, чтобы получить деньги или благосклонность от нашего отца. Больше всего угроз исходит от картеля Гонсалеса. С этим тоже бесполезно спорить. Моя семья строгая и традиционная, так было всегда и так будет всегда. Борьба с ним приведет только к слезам и разочарованию, для обоих сторон.
— Ты могла бы попытаться извлечь из этого немного удовольствия, — рискует Елена. — Мама говорит…
— Мне все равно, что говорит мама, — огрызаюсь я, но тут же смягчаюсь, увидев обиженное выражение на лице моей сестры. — Прости, — быстро говорю я ей. — Я не хотела быть резкой с тобой. Я просто…
— Я знаю. — Моя милая сестра с застенчивым лицом придвигается ближе ко мне на скамейке, ее рука покоится на моем колене. — Ты боишься.
Нет, я не боюсь, хочу возразить я. Я ничего не боюсь. Но это было бы ложью, и Елена знала бы, что это ложь. До сих пор я провела большую часть своей жизни с ней, а она со мной, и мы знаем друг друга лучше, чем кто-либо другой. Я не хочу быть уязвимой ни с кем прямо сейчас. Но если и есть кто-то, с кем я могу быть уязвимой, так это моя младшая сестра.
— Да, — говорю я наконец, теребя кусочек вышивки на своей юбке. — Мне страшно. Папа говорит, что выберет кого-нибудь доброго, кого-нибудь близкого мне по возрасту, и я хочу ему верить. Но кто там, в картелях, кто был бы достаточно ценен для нашей семьи, чтобы стать моим мужем, будет молодым и добрым? Если он стар, то, возможно, со временем стал бы добрее, но я не хочу старого мужа. А если он молод, то, вероятно, будет дерзким и высокомерным. И жестоким… — Я делаю глубокий, прерывистый вдох, мои руки сжимаются на коленях. — Я не думаю, что жестокость знает какой-либо возраст. И я думаю, что это, вероятно, хорошо скрывается, когда этот человек чего-то хочет. Особенно чего-то столь ценного, как я. Так что я не думаю, что эти обещания в конечном итоге много значат.
— Ты должна доверять ему, — настаивает Елена, сжимая мое колено. — Он всегда старался поступать с нами правильно, Изабелла, даже если это было трудно. Я знаю, ты этого не хочешь, я тоже этого не хочу. Ни для кого из нас. Но это наша жизнь, и я просто думаю… — Она прикусывает нижнюю губу, когда я смотрю на нее с беспокойством в глазах. — Мы должны стараться наслаждаться своей жизнью настолько, насколько можем. Так мало из нее на самом деле принадлежит нам.
Я знаю, она пытается утешить меня, но на самом деле получается, наоборот. Моя младшая сестра, которой едва исполнилось восемнадцать, не должна была говорить подобные вещи. Я ненавижу быть пойманной в ловушку и скованной всеми правилами и ожиданиями, связанными с тем, что я родилась в семье картеля, но еще больше я ненавижу это из-за нее.
— Давай попробуем насладиться сегодняшним днем, — умоляет Елена. — Мы так давно никуда не выходили. Мы пройдемся по магазинам и сходим куда-нибудь пообедать, и ты сможешь выбрать любое платье, которое захочешь, потому что сегодняшний день посвящен только тебе. Будет весело, если мы позволим этому случиться.
Я не думаю, что есть какой-то способ сделать это веселым, по крайней мере, на самом деле, но больше всего на свете я не хочу разочаровывать свою сестру. Поэтому я киваю, заставляя себя улыбнуться.
— Мы сделаем это веселым, — эхом отзываюсь я, вставая и разминая спину и ноги после долгого сидения на садовой скамейке. — Мы должны подготовиться.
Елена улыбается мне, и улыбка на ее лице говорит о том, что это того стоит, даже если мне придется весь день изображать приятное настроение. Она возвращается в свою комнату переодеваться, а я направляюсь к себе, не обращая внимания на тяжелые шаги Хосе за моей спиной. В последнее время у меня не было особого настроения фантазировать о нем или о ком-либо еще, особенно когда реальность моего сексуального будущего давит на меня так угнетающе. Во всяком случае, мне становится только хуже от мысли о том, чего я не могу получить — молодого и красивого мужчину по своему выбору в первый раз… или в любое другое время, когда-либо. Негодование, бурлящее во мне, лишь слегка утихает, когда я хлопаю дверью у него перед носом, когда он начинает говорить, а я исчезаю в своей комнате.