Он кончает мне на лицо. Не успеваю зажмуриться. Семя попадает в глаза, обжигает, причиняя ядовитую боль. Из моей груди вырывается глухой вскрик. Горло тут же обдает диким огнем. Рефлекторная реакция организма. Я живо ощущаю толчки возбужденной плоти внутри.
— Размажь сперму по лицу, — приказывает Марат, продолжая поглаживать свой здоровенный орган.
Часто моргаю, облизываю истерзанные губы.
Что? Чего он требует?
Суть приказа доходит не сразу.
— Размазывай, — чеканит хрипло.
И как-то сразу становится ясно, что если не размажу я, то размажут меня, причем моментально. Без суда и следствия. Никто не спасет. Никто просто не посмеет. Еще не время геройствовать.
Я подчиняюсь.
— А теперь по груди, — бросает холодно. — Вокруг сосков.
Опять выполняю то, чего он хочет. Семени так много, что я вся смогу обмазаться. Меня будто из брандспойта обдало.
— Сожми грудь, — говорит Марат. — Поиграй с ней.
Опять закашливаюсь. Ошалело смотрю на своего жестокого палача.
— Как? — спрашиваю почти беззвучно, осипшим голосом.
— Как обычно, — бросает отрывисто. — Когда мастурбируешь.
Крупная дрожь сотрясает тело, ибо я совсем не уверена, что сумею дать ему то, чего он желает.
— Я не… — нервно закусываю до неприличия распухшую губу. — Я не делаю этого.
— Ты как будто покраснела, — хмыкает он.
Это так удивительно?
Я стою на коленях. Голая. Разорванное в клочья платье не в счет. Вся в сперме. Покорно сжимаю собственную грудь, опасаясь не исполнить очередную прихоть.
Не самое приятное положение.
— Я отодрал тебя в глотку, а краснеешь ты, потому что не умеешь дрочить.
От его слов жар опаляет кожу изнутри.
— Сведи груди вместе, — повелевает Марат. — Плотнее. Еще. Сожми соски. Сильнее. Перекатывай между пальцами. Покрути.
Я послушно исполняю все. Очень стараюсь не задумываться о природе своей покорности. Вроде и страшно бунтовать против того, кто может отыметь тебя как угодно, причем не спрашивая согласия. Но… я хочу подчиниться. Хочу понять, насколько далеко это может зайти, ощутить предел.
Во рту пересыхает.
Марат продолжает надрачивать свой член, и я не способна отвернуться, отвести взгляд от этого до жути низменного и пошлого действа.
Всего минута — он опять в состоянии полной боевой готовности. Набрякшие вены, вздыбленная плоть, побагровевшая головка. Создан пытать и карать, рвать на части.
Сглатывать больно. До сих пор чувствую его в своем горле.
— Ты доволен? — интересуюсь тихо.
Марат не отвечает, подхватывает меня под плечи и усаживает на стол. Коленом раздвигает бедра, сдвигает трусы в сторону и проводит пальцами между ног.
Я даже запротестовать не успеваю. Ни дернуться, ни шелохнуться. Тщетно пытаюсь увернуться, освободиться от жалящих прикосновений.
— Гладкая как девочка, — заключает Марат. — И совсем не растраханная.
Его пальцы по-хозяйски накрывают лоно.
— Ты не слишком опытная, зато течешь как самая настоящая блядь.
Меня передергивает от ругательства.
— Чего взвиваешься? — насмешливо бросает он. — Замужняя женщина, а заглотила чужой член по самые яйца.
— Ты… Ты же насильно…
— Под тобой лужа натекла, — обрывает ледяным тоном. — Вроде глотку драл, а горела пизда.
— Я не стану поддерживать разговор в подобных выражениях, — выпаливаю дрожащим голосом.
— Ох, ничего себе, речь завернула, — он вводит несколько пальцев внутрь, вырывая из меня утробный стон. — А как еще я должен называть свою блядь?
— Я не твоя…
— Моя, — обрывает хлестко, сжимает лоно, принуждая закричать. — Моя. С потрохами.
— Нет! — заявляю запальчиво. — Нет, нет, нет!
Будто это отрицание и правда способно оградить меня от беды.
— Думаешь, мне нужно специальное разрешение, чтобы назвать твою пизду пиздой?
Отпускает. На краткий миг. Даже не успеваю дыхание перевести.
Марат накрывает мою грудь ладонями, сдавливает так, будто жаждет добраться до сердца, проломить ребра и разодрать внутренности.
— Я тебя деру, — устраивается между моими бедрами. — Буду звать как захочу.
— Нет, — повторяю отчаянно, срываюсь на жалкий шепот и ненавижу себя за слабость.
Почему я не борюсь? Почему не сражаюсь? Реально. По-настоящему. Он что вытрахал из меня весь разум?
— Да, — резко произносит Марат. — Ты моя сука.
Лихорадочно мотаю головой.
Никогда. Ни за что.
— Я женщина, — пытаюсь прозвучать твердо. — Я не животное.