Мистер Черчилль был наделен необычайными, почти мессианскими качествами, поэтому вся страна обожала его и преклонялась перед ним, ибо все считали, что один он может спасти Англию.
Она убеждалась в этом каждый раз, когда они все собирались у себя на кухне в Саффолке и внимательно слушали стихи, которые Уинстон всегда читал торжественно и с необыкновенным пафосом. В такие минуты все замирали и даже Каролина переставала сетовать на то, что ей следует во что бы то ни стало внести свою лепту в дело отражения агрессии.
В этом вообще-то и состояла проблема. Каролине постоянно отказывали в ее просьбе. Если бы не это, она уже давно пошла бы в армию и с радостью посвятила жизнь вспомогательной службе в военно-морских силах или в женском отряде сухопутных войск.
В крайнем случае она согласилась бы помогать и пожарным командам, которые выбивались из сил, предотвращая возгорание во время бомбардировок. Она даже готова была варить суп в организациях Красного Креста или ухаживать за ранеными в каком-нибудь госпитале. Именно так интерпретировала Каролина слова Уинстона о том, что их ожидают кровь, пот и слезы. Должна же она внести хоть какой-то вклад в дело защиты своей страны!
Но мать и слушать об этом не хотела. Она не позволяла ей делать ничего конструктивного, не говоря уж о вспомогательной службе в армии.
- Вот еще, - холодно заметила она, когда Каролина в очередной раз попросила отпустить ее туда, - освободить мужчин, чтобы они могли служить во флоте! Представляю, как именно ты собираешься освободить их, Каролина. Нет уж, дорогая, оставайся лучше дома и помогай мне по хозяйству. По-моему, это не менее почетная обязанность для женщины Тем более что от нас уходит Дженни, совершенно испорченная девчонка, да и Боб покидает нас, оставляя сад без присмотра. Но самое главное, здесь ты будешь под моим наблюдением.
Каролине поневоле пришлось вести ужасающе скучную жизнь, влачить жалкое существование в своем доме, где, кроме поварихи, не с кем было перекинуться словом. Да и с той можно было поговорить только на кулинарные темы. От этой скуки Каролина просто не знала куда деться. Ее одолевала смертельная тоска. Более всего удручало ее то, что в свои неполные двадцать лет она вынуждена вести образ жизни престарелой матроны, не имея ни малейшей возможности изменить это.
Иногда Каролине казалось, что ее заточили в темницу. Ее так и подмывало бросить все, покинуть дом, который многие считали прекрасным, убежать в глубь Саффолка и найти там какого-нибудь военнослужащего, находящегося в отпуске.
Со временем эти мечты стали обретать все более четкие очертания. До Вудбриджа был лишь час езды от ее дома, а если сесть на велосипед, что она часто делала, то на дорогу уйдет не более двух часов.
Мать Каролины, ее главный враг и тюремщик, явно радовалась, что благодаря войне ей удалось лишить дочь всех прелестей жизни. Конечно, Каролине мог бы помочь отец, но он с утра до вечера работал на фабрике, а иногда даже оставался там ночевать. А его старый шофер, сменивший молодого и симпатичного, призванного в армию, не соглашался отвезти ее на какую-нибудь вечеринку без разрешения отца. Вот так Каролина и оказалась на попечении матери, и это было хуже всего. Она целыми днями бездельничала, изнывая от скуки и размышляя о том, что где-то льются кровь, пот и слезы.
***
Моут-Хаус, тюрьма Каролины, находился на окраине Мунсброу, маленькой очаровательной деревушки в графстве Саффолк между городами Уикхэм-Маркет и Фрамлингхэм. Этим домом владели пять поколений семьи Миллеров вплоть до рождения Каролины. Этот прекрасный невысокий дом, выстроенный в елизаветинском стиле и покрашенный в розовый цвет, столь привычный для Саффолка, был окружен с трех сторон неглубокой речушкой, протекающей по неглубоким рвам. Именно эти рвы и дали название самому дому.
Через один из этих рвов был переброшен мостик, ведущий к небольшому подворью, огражденному не очень высокими, но весьма крепкими стенами, такими же старыми, как и сам дом, где неоднократно бывала королева Елизавета и даже останавливалась на ночь, ничуть не смущаясь тем, что в нем лишь восемь спален.
В великолепном саду росли розовые кусты и столетние деревья. Большой огород обеспечивал обитателей дома свежими овощами. Неподалеку от дома находилась огромная конюшня, а за ней четыре сотни акров пахотной земли, которую теперь арендовал местный фермер.
Отец Каролины, Стэнли Миллер, был бизнесменом, а не фермером, чем выгодно отличался от ближайших соседей. Этот крупный седовласый и краснолицый мужчина шести футов роста и очень полный внешне казался непроницаемым, но при этом проявлял добросердечие, веселость и необыкновенное терпение, особенно с детьми и животными. Он владел большой фабрикой неподалеку от Ипсвича, которая обогатила еще его отца и деда. А прижимистый Стэнли приумножил богатство.
Жаклин Миллер, дочь скромного, обедневшего адвоката, красивая женщина с огненно-рыжими волосами и темно-зелеными глазами, была весьма сексуальна, о чем без устали рассказывали ее многочисленные поклонники. К двадцати годам у Жаклин сложилась такая репутация, что никто не решался предложить ей руку и сердце.
На это отважился тридцатилетний Стэнли Миллер, уже потерявший надежду найти себе жену. Вообще-то у Стэнли были серьезные проблемы с женщинами, объяснявшиеся не только его патологической застенчивостью, но и неспособностью поддержать беседу с дамой, если она не касалась политики ценообразования, текущей инфляции или состояния текстильного производства. Кроме этого, он мог немного потолковать о погоде и охоте, но этим его интересы исчерпывались.
Более всего он страдал от того, что до самой женитьбы оставался девственником. Жаклин, неоднократно предпринимавшая попытки выйти замуж, быстро приметила его и не мудрствуя лукаво применила все чары, чтобы заманить Стэнли в свои сети.