Весь экипаж собрался в рубке. Старшина Асхатов курил, стоя у штурвала, Горшков и Петрас Авижус сидели на палубе. Хотя было чуть за полдень, в рубке было сумрачно. Старшине не давала покоя мысль о парусе. Подходящий брезент хранился у него в небольшом трюмном отсеке, который он называл подшкиперской, не на чем только было поднять парус, не было мачты.
Петрас сказал:
— У нас остался только один багор, второй смыло, на двух можно было бы укрепить парус.
Старшина вздохнул:
— Где их возьмешь, твои багры? Все же, моряки, не будем раскисать, пока все идет вполне прилично. Течение нас несет себе помаленьку наперерез пароходным линиям. Так не бывает, чтобы в наш век, да на таком участке движения, нам никто не встретился.
Горшков спросил:
— Только два багра — и мы поставили бы парус?
Старшина повел плечом:
— Ну конечно, еще какой! Взяли бы на растяжки, брезента у нас двенадцать квадратных метров. Пожалуй, даже немного великоват для нашего паруса. Конечно, быстроходный клипер из нас не получился бы, все же узла на два-три хода прибавили.
— Только и всего? — усмехнулся Горшков.
— А тебе этого мало? — удивился старшина. — Да ты усекаешь, что мы тогда освободились бы от плавучего якоря, смогли управляться, идти по нужному курсу! Ах, Алексей, морской ты человек, а не соображаешь, что к чему.
— Я-то соображаю. Только обидно, что даже под парусом будем ползти как черепаха.
— Обиду оставь при себе. И в другой раз корабельный инвентарь крепи по-настоящему. По твоей вине отпорный крюк утопили.
— При чем тут я? Вы же знаете, что я спал после вахты, товарищ старшина…
— Ну ладно, Алексей. Не будем…
— Не будем, товарищ старшина.
Это была первая размолвка, вызванная многодневным напряжением и усталостью.
Петрас примирительным тоном спросил:
— Все же куда нас вынесет, если ветер будет дуть с северо-запада или прямо с запада? В какую-нибудь водяную пустыню?
— Да, земли там не густо до самой Канады и Северной Америки, но наш курс сейчас изменился круто к зюйду, похоже, несет нас к Филиппинским островам, а может, даже в Полинезию.
— Так далеко? — удивился Горшков.
— Да, не близко, но выбора у нас пока нет.
— Понимаю, — сказал Горшков, — но допустим, мы возьмем курс к Америке, то сколько же надо дней, чтобы добраться до нее?
— Много, Алеша. Но об Америке нам и толковать нечего, так как, видишь, нас тащит на юг. Если же будем двигаться все в этом направлении, то в конце концов наткнемся на какой-нибудь коралловый остров, а скорее всего встретим чье-нибудь судно. Здесь торный путь на Гавайские острова, в американские порты, в Японию и к нашим берегам. Как видишь, Алексей, дела наши не так уж плохи.
— А кто сомневается? — Горшков расправил плечи. Ему и в самом деле казалось теперь, что все идет отлично, уже сгладились в памяти страшные дни, когда бушевал ледяной шторм. У него загорелись глаза, когда он представил себе, как из воды поднимаются кроны кокосовых пальм. Только голодные спазмы в желудке порою портили настроение, да и то ненадолго.
Петрас, все это время молчавший, вдруг сказал:
— Мачта должна быть красивой…
Старшина впился в моториста взглядом:
— Какая там красота! Лишь бы брезент держала. Ну что ты там придумал?
— У нас есть дощатый настил в трюме…
— Думал и я о нем, да он из коротких брусьев. Постой, постой! Думаешь, можно сбить?
— Надо попробовать, старшина. Мачта должна получиться крепкая.
— Нам только того и надо. Бросай свои крючки! Берись за топор. Да у меня и скобы найдутся!
Три дня, используя затишье, Петрас и старшина работали не покладая рук. Толстые брусья они состругивали с боков, сшивали их гвоздями и скобами. Наконец установили за рубкой высокую треногу, опоясанную по граням добавочными креплениями. Тренога держалась хорошо, крепко упираясь в палубу у основания фальшборта. Единственный багор стал «нижней фор-марса-реей», как громко назвал ее старшина. Крепление паруса на рее и его оснастка тоже заняли немало времени. Наконец настал торжественный момент, когда старшина и Петрас подняли свой парус. Хлопнул брезент, и КР-16 медленно развернулся и двинулся по пологому склону волны.
Старшина Асхатов сказал изменившимся от волнения голосом:
— Пошли, а? Теперь мы не пленники стихии! Ну, братцы!.. У нас моторно-парусный корабль, — он посмотрел за борт, — и скорость, я вам скажу, приличная…
ОТЕЦ ПАТРИК И ДРУГИЕ
После апартаментов профессора каюта N909 показалась Томасу Кейри чем-то вроде тюремного карцера: узкий ящик с двумя койками одна над другой, без иллюминаторов — каюта находилась ниже ватерлинии. Он только заглянул в нее и, с облегчением захлопнув двери, пошел искать своего непосредственного начальника, инженера Дешулло. Того не было в каюте с медной дощечкой «инженер-электрик», матросы на его вопрос как-то странно пожимали плечами. Не оказалось его и на автоматической телефонной станции. В небольшом помещении, занимаемом АТС, сидел дежурный электрик — лысый парень с хитроватым взглядом. Репортер обратил внимание на его мясистый нос, свернутый несколько вправо.
Дежурный электрик поймал его взгляд и пояснил:
— Бокс. Почему-то все пялят глаза на мой нос. Хотя он не хуже, чем у любого… Так ты, парень, ищешь инженера Дешулло? Долго придется искать. Я вот тоже вначале с ног сбился, разыскивая своего шефа Питерсона, и не нашел до сегодняшнего дня. По правде говоря, этот Питерсон мне был так же нужен, как тебе — Дешулло. Сегодня начальник у тебя я, ты у меня числишься в подвахтенных. Садись пока и жди дальнейших распоряжений. — Электрик подмигнул и загадочно улыбнулся, обнаружив солидную недостачу передних зубов. — Таких Дешулло на «Глории» не один десяток. — Поднял палец: — Звонят. — Взял трубку телефона: — АТС слушает. Отлично, сэр. Ваша каюта 107? Через семь минут у вас будет инженер-электрик. Не за что, сэр. Ну вот… как тебя?
— Том.
— Меня можешь звать Джеком. Бери в шкафу лампу с зеленым абажуром и топай в каюту 107. Там лампу разгрохали. Ты слышал, как я тебя аттестовал? Инженер-электрик! Так что держи марку.
— С меня хватит и электромонтера.
— Ты думай и о престиже судна. Инженер втыкает штепсель в розетку! Пусть знают наших. Ну валяй!
В каюте N107 Томаса Кейри встретил высокий широкоплечий старик в клетчатой рубахе и залатанных джинсах.
— Дружище, садись! Что будем пить? Да брось ты эту чертову лампу! У меня все в порядке с огнем. Я тебя вызвал так, для компании, не обижайся. Скука заела. Старуха с дочкой торчат там, — он ткнул пальцем в потолок, — а я постоял, посмотрел на эту водяную пустыню, пощурился от солнца, потом зашел в бар, да там собрался дрянной народец, сосут свои коктейли, будто важное дело делают. Поговорить не с кем. Вот мне и пришла мысль вызвать кого-нибудь из команды, из обслуги стало быть. Ну пей, пей! Тут водки пропасть, да я еще с собой запасец прихватил. Или ты пива хочешь? Пива так пива…
Томас Кейри нехотя сел и взял холодный стакан с темным пивом.
— Ну, за встречу. Пивко славное. Так ты инженер? Как тебя? Том? Ну и отлично. А меня Джимом Диммоком кличут. Лицо у тебя честное, располагающее. А я ничего теперь не люблю в жизни больше, как поговорить с порядочным человеком. Когда-то меня окружала пропасть славных парней. И надо же было случиться такому несчастью! — Он отхлебнул пива, сдул пену с усов, вздохнул. — Жил я как человек. Сеял кукурузу, в кузнице наваривал лемеха, ковал лошадей, смекал и по части машин. Даже в родео участвовал. Однажды продержался на мустанге около минуты и огреб приз пятьдесят долларов. Вечерами просиживал в салуне. И вот как-то в июле, в самую жару, приезжают ко мне три сукиных сына и дают подписать бумагу: дескать, они станут искать на моей земле нефть, и если найдут, то я буду получать какие-то центы с каждого барреля. Старуха говорит: валяй! Ну я и подписал…