Из-за отсутствия сети тайной агентуры военным агентам в дальневосточных странах приходилось довольствоваться в основном данными официальной статистики или случайными сведениями из непроверенных источников. В 1902 году командование Приамурского военного округа подняло вопрос о создании в Японии, Корее и Китае широкой сети тайной агентуры из числа местных жителей и иностранцев, однако Главный штаб, опасаясь дополнительных расходов, ходатайство отклонил[3]. Все это в совокупности фактически парализовало работу военных атташе. Бедолаги пребывали в глубоком отчаянии. А в начале 1902 года наконец-таки забеспокоились в Петербурге. Дело в том, что генерал-квартирмейстер Главного штаба вдруг заметил, что из Японии и Кореи поступает очень мало разведывательных донесений, а содержащаяся в них информация не представляет стратегического интереса. Хотя, по мнению многих высших сановников, «обезьяньи» государства не заслуживали особого внимания, сложившееся положение в разведке вызвало определенную тревогу.
В то время военными агентами в Японии и Корее являлись офицеры Генерального штаба полковники Б.П. Ванновский и И.И. Стрельбицкий. В свое время они не получили никакой специальной подготовки. Но ни для кого не секрет, что гораздо проще наказать за плохую работу рядового исполнителя, чем устранить причины, заставляющие работать его подобным образом. И генерал-квартирмейстер Я.Г. Жилинский обрушил «громы-молнии» на головы военных агентов (нашел-таки «стрелочников»).
В феврале 1902 года оба получили из центра секретные предписания, в которых, кроме указания на необходимость более частых и своевременных донесений, предлагалось ответить на конкретные вопросы о состоянии японских и корейских вооруженных сил. С заданиями «Центра» военные агенты, естественно, не справились, и 4 июля 1902 года «стрелочников» уведомили о снятии с должностей. Правда, вслед за тем генерал-квартирмейстер решил дать «нерадивым» шанс реабилитироваться и послал Ванновскому со Стрельбицким шифрованные телеграммы, где приказывал в шестимесячный срок составить военно-статистическое описание Японии и Кореи и обещал – «в зависимости от исполнения работ по описанию будет сделана военным министром оценка прав ваших на дальнейшее служебное движение»[4].
Среди документов Главного штаба сохранился рапорт военного атташе в Корее полковника И.И. Стрельбицкого, отправленный из Сеула в Петербург 13 декабря 1902 года. В нем, как в зеркале, отразились организационные неполадки, свойственные русской разведке на Дальнем Востоке: «...сведения обо всем происходящем в Корее я регулярно представлял краткими телеграммами и затем, более подробно, – почтой, до получения в апреле 1898 года указания Главного штаба не касаться ни политических, ни внутренних дел страны... Прекратив подобные донесения, я ограничился с тех пор изучением страны как театра военных действий и собиранием материала для карты и описания Кореи. Я постараюсь ныне возобновить донесения об общем положении дел, но не могу представить первого подробного очерка немедленно, так как для этого необходимо подобрать материалы, возобновить многие знакомства, запущенные с 1898 года, и так далее, что едва ли удастся исполнить в короткий срок».
Много времени отнимали у военного агента многочисленные обязанности, не связанные непосредственно с ведением стратегической разведки. «...Относительно недостаточности вообще моих донесений в прошлом и настоящем годах, – писал далее Стрельбицкий, – я прошу разрешения доложить, что первую половину прошлого года я был занят расследованием вопроса о провозе японцами военной контрабанды в Маньчжурию, некоторыми статистическими работами, не давшими отчетного материала по выяснившейся неверности официальных корейских цифр, и изготовлением для штаба Приамурского военного округа туземных карт. В мае и июне у меня была на руках весьма сложная работа по сбору сведений о передвижениях на границе шаек хунхузов[5] Лю Таньцзы и о предполагавшемся тогда возможном переносе ими беспорядков в пределы Кореи. Во вторую же половину года я действительно не мог исполнять каких-нибудь работ по должности военного агента, так как с 27 июня по 30 октября ездил по приказанию Главного штаба в Хабаровск, а затем по возвращении в Сеул занят был исключительно организацией работ по исследованию Кореи присланными для этого офицерами, составлением для них программы, инструкций, заготовлением снаряжения и так далее, а также перепиской по всем этим вопросам со штабом округа[6]. За отозванием в феврале назначенных офицеров дело остановилось на чисто подготовительной ступени и не дало никаких результатов. Наконец, нынешнее лето употреблено на проверку новых сведений, сообщенных из Порт-Артура и Хабаровска, относительно провоза оружия в Маньчжурию и поездку за границу для сбора там каких-нибудь данных, которые могли бы служить руководящей нитью в расследовании этого сложного дела».
Условия работы военных агентов в Японии и Корее значительно отличались от условий работы их коллег в других государствах. В Японии и Корее, в отличие от европейских стран, никогда не публиковались данные военной статистики, экономические, военные, парламентские и другие отчеты. А те официальные материалы, которые попадали в руки иностранных представителей, содержали либо устаревшие на полвека, либо заведомо ложные сведения. «Здесь нельзя пользоваться даже такими документами, как императорские эдикты, государственные бюджеты, таможенные отчеты и тому подобное», – писал И.И. Стрельбицкий.
Поскольку Главный штаб не желал выделять необходимые финансовые ассигнования для организации в Японии, Корее и Китае постоянной и надежной тайной агентуры, военному атташе приходилось пользоваться услугами случайных людей, рассчитываясь с ними из собственного кармана. «Ныне получить что-либо возможно не иначе как негласным путем, через посредство совершенно неинтеллигентных туземных агентов, и с каждым годом поддержание даже такой ненадежной агентуры становится все более и более трудным», – сообщал Стрельбицкий.
В начале 1903 года он был отозван. На его место назначили подполковника Л.Р. фон Раабена. Памятуя о печальной участи предшественника, фон Раабен попытался развить активную деятельность в области агентурной разведки. В июне 1903 года он сообщил рапортом в Главный штаб: «В последнее время удалось организовать сбор сведений в Корее. Наняты переводчики и имеются сотрудники-европейцы, находящиеся на корейской службе. Постоянные агенты из корейцев содержатся по одному в Генсане, Фузане, Чинампо и два в И-чжю. Некоторые сведения получаются из конторы русского лесопромышленного товарищества, откомандированного в Корею кабинетом Его Императорского Величества горного инженера и от находящегося на корейской службе учителя русского языка. Последний – бывший офицер и состоит агентом нашего Министерства финансов, а также корреспондентом «Нового времени». Сведения о корейских властях, о японском гарнизоне, о деятельности японцев вообще и прочее получаются также от дворцового адъютанта (вроде флигель-адъютанта), от начальника юнкерского училища (единственного сколько-нибудь образованного корейского генерала) и от начальника военной канцелярии императора».
3
Между тем Япония, готовясь к войне с Россией, затратила на подготовку тайной агентурной сети 12 миллионов рублей золотом (сумму по тем временам огромную!!!). (См.: Деревянко И. В. Русские разведка и контрразведка в войне 1904—1905 годов (в сб.: «Тайны русско-японской войны»). М., 1993, с. 319).
4
С этим заданием они также не смогли справиться и в начале 1903 года были отозваны в Россию.
5
Хунхузами называли банды разбойников, терроризирующих местное население на Квантунском полуострове и в Маньчжурии. Некоторые из этих банд были весьма многочисленны и насчитывали в своем составе до нескольких сотен человек.
6
Переписка эта составила весьма объемную папку, в которую было подшито семьдесят три документа.