– Ой-е, такой молодец Тэмуджин! Каждый день мясо едим. От хорошей птицы становлюсь толстой и ленивой. Ой-е!
Низ войлока юрты был приподнят, создавался слабый сквознячок, и тут было прохладнее, чем снаружи. Мать поставила перед ребятами творог, наполнила чаши кумысом. Все они степенно, как и подобает мужчинам, побрызгали кумыс на онгонов, висевших в изголовье постели, принесли в жертву духу огня по крошке творога, младшие подождали, когда сделает первый глоток Тэмуджин, и только после этого иссохшими губами жадно припали к чашам.
– Взрослыми стали дети мои, – со вздохом сказала мать. – Пять сыновей, пять пальцев руки…
Тэмуджин посмотрел на свою руку, пошевелил пальцами, стиснул их в кулак. Ничего кулак, крепкий, двинуть кого в ухо – не устоит.
– Тебе, Тэмуджин, надо ехать к Дэй-сэчену. Пора семьей обзаводиться. Став зятем Дэй-сэчена, ты, возможно, сумеешь уговорить хунгиратов взять нас под свою защиту.
– Но ты же сама говорила, помогают сильным, а не слабым. Где у нас сила? Для поездки к хунгиратам мне даже некого взять в нукеры. Дэй-сэчен скорее всего не захочет и разговаривать со мной.
– С чего-то надо начинать, Тэмуджин. И большая река начинается с малого ручейка. Не вечно же нам бегать от Таргутай-Кирилтуха.
– А не лучше ли пробраться к Таргутай-Кирилтуху в курень? – спросил Хасар. – Перережем ему горло, и не нужно будет искать защиты.
Мать усмехнулась:
– Быстрые реки не доходят до моря, Хасар. Их съедает песок. Нам надо все делать тихо и обдуманно. Сначала склоним на свою сторону хунгиратов, потом побратима вашего отца Тогорила. А придет время – постоите сами за себя.
Тэмуджин промолчал. Его невеста Борте, девочка с круглым, как полная луна, лицом и узким, слегка приподнятым к вискам разрезом глаз, не однажды являлась ему в беспокойных снах. Однако он боялся ехать к Дэй-сэчену. Если Дэй-сэчен не примет его в зятья, расторгнет давний уговор, придется пережить еще одно унижение, лишиться еще одной надежды.
– Поедем, Тэмуджин! – сказал Хасар. – Мы с Бэлгутэем будем твоими нукерами. Если не захочет с нами говорить Дэй-сэчен, увезем Борте без разговоров.
И опять грустно-насмешливо улыбнулась мать:
– Эх, Хасар, Хасар, и удалой же ты парень! Но удаль без ума – лук без тетивы. Не лезь к Тэмуджину с глупыми советами. Пусть он подумает и все решит сам.
Она пошла помогать Хоахчин потрошить птицу. А Хасар, загоревшись, начал надоедать Тэмуджину своими безрассудными замыслами. Тэмуджин молча вышел из юрты, лег в ее тени. Зной понемногу спадал, и от речушки в степь потянулась скотина. Тэмуджину всегда радостно было смотреть на небольшое свое стадо. Свое! Он слишком хорошо помнил страшную зиму, когда остались в степи одни. Тогда казалось: на земле совсем нет людей – ни злых, ни добрых. Эта мысль так засела в голову, что он чуть было с ума не сошел. Теперь он ни о чем подобном не думает, порой даже хочется, чтобы степь вокруг их юрты опустела на месяц пути. Жить было бы спокойнее. Хотя нет, все-таки лучше бы здесь, рядом, стояли юрты друга отца – заботливого Мунлика и его сына-шамана Теб-тэнгри, Тайчу-Кури и его матери, кузнеца Джарчиудая, поставщика кумыса для Кирилтуха Сорган-Шира… Помогая ему, они не искали выгод. И добро бы были родственники, а то ведь все из других племен. Есть, оказывается, в людях что-то более сильное, чем чувство кровного родства. Что же это?
Каждый раз, стоит ему остаться наедине с самим собой, как начинают одолевать такие вот думы. Почему? Может быть, все думы от внутренней встревоженности, от вечного страха за свою жизнь. Вот поедет к Дэй-сэчену, женится на Борте, будет кочевать с хунгиратами, душа обретет покой. Он станет жить просто, присматривая за стадом, охотясь. Много ли человеку нужно – покой и пища. Степь велика и просторна, люди могут жить не мешая друг другу. Могут. Но почему же они не живут в мире и согласии?
Солнце склонилось к закату, и степь стала совсем иной, чем в полдень. От бугорков потянулись тени, и те места, что днем выглядели ровными, сейчас казались изрезанными ложбинами. Едва ощутимый ветер чуть заметно покачивал траву. Тонко, напевно, словно птицы, свистели вылезшие из нор суслики, попискивали мыши, в озерке самозабвенно квакала лягушка, тускло-серый чекан сел недалеко от юрты, почикал, смешно приседая, и деловито побежал в кустики жесткого касатика. Тэмуджин повернулся, обводя взглядом степь, и вздрогнул. С сопки шагом спускались два всадника.