- Вновь невероятное сходство, - сказал он. - Следы укусов здесь и здесь очень совпадают с теми участками тела Эдди Хита, откуда у него была срезана кожа. Иначе говоря, - сняв очки, он посмотрел на меня, - Эдди Хит был, вероятно, избит, его кожа была срезана, чтобы уничтожить доказательства.
- В таком случае его убийца имеет по крайней мере отдаленное представление о судебной экспертизе, - заметила я.
- Почти всякий уголовник, посидевший в тюрьме, знаком с судебной экспертизой. Если Уоддел не знал об идентификации следов укусов, когда убивал Робин Нейсмит, то узнал об этом потом.
- Ты говоришь так, словно уверен, что убийца вновь он, - заметила я. Но с минуту назад говорил, что он не совсем вписывается.
- Это не совсем увязывается со сроком в десять лет. Вот и все, что я хотел сказать.
- Ты сказал, у тебя есть протоколы бесед. Мы можем это обсудить?
- Разумеется.
Протоколом являлся вопросник ФБР в сорок страниц, заполненный во время личных бесед с уголовником, совершившим тяжкое преступление.
- Полистай его сама, - сказал Уэсли, кладя его передо мной. - Мне будет интересно послушать твои мысли без моих предварительных комментариев.
Встреча Уэсли с Ронни Джо Уодделом состоялась шесть лет назад в камере смертников в округе Мекленбург. Протокол начинался с описания. Поведение Уоддела, его эмоциональное состояние, манеры и речь свидетельствовали о том, что он был взволнован и растерян. Потом, когда Уэсли предоставил ему возможность задавать вопросы, Уоддел спросил только одно: "Когда мы проходили мимо окна, я видел какие-то маленькие белые пушинки. Это снег или пепел из крематория?"
Я обратила внимание, что протокол был датирован августом.
Вопросы о том, что могло бы предотвратить убийство, ни к чему не привели. Стал бы Уоддел убивать свою жертву, если бы вокруг было много людей? Убил бы он ее при свидетелях? Что бы могло помешать ему убить ее? Считал ли он, что страх смертной казни является сдерживающим фактором? Он не знал, что могло бы остановить его совершить то, чего он не помнил. Уоддел сказал, что он не помнит, как убивал эту "леди, которую показывали по телевизору". Он помнил только то, что ему было "липко". Он сказал, что словно проснулся от того, что у него поллюция. Но "липко" Ронни Уодделу было не от семяизвержения. А от крови Робин Нейсмит.
- В его характеристике нет ничего особо необычного, - заметила я. Головные боли, излишняя робость, чрезмерная мечтательность и уход из дома в девятнадцать лет. Нет ничего такого, что могло бы насторожить. Ни проявления жестокости по отношению к животным, ни поджогов, ни изнасилований...
- Читай дальше, - сказал Уэсли.
Я просмотрела еще несколько страниц.
- Наркотики и алкоголь, - прочла я.
- Если бы его не посадили, он отдал бы концы где-нибудь под забором или его кто-нибудь пристрелил бы на улице, - сказал Уэсли. - И самое интересное то, что он увлекся этим уже во взрослом возрасте. Я помню, Уоддел рассказывал мне, что до двадцати лет, пока он не ушел из дома, он и не пробовал алкоголь.
- Он рос на ферме?
- В Суффолке. Довольно большое хозяйство, где выращивали арахис, кукурузу, сою. Этим жила вся его семья, которая работала на владельцев. В семье было четверо детей, Ронни - младший. Их мать была набожна и каждое воскресенье водила детей в церковь. Никакого алкоголя, никаких грубостей, никаких сигарет. Все его детство прошло под присмотром. Он почти все время проводил на ферме, пока не умер его отец и он не решил уйти из дома. Он сел на автобус в Ричмонд и, благодаря своим физическим возможностям, без труда нашел работу. Колол асфальт отбойным молотком, ворочал всякие тяжести и все такое прочее. Я предполагаю, что, впервые столкнувшись с соблазном, он не смог противостоять. Все началось с пива и вина, потом - марихуана. Через год он уже увлекался кокаином и героином, покупал, продавал, крал все, что мог.
Когда я спросил его, сколько он совершил безнаказанных преступлений, он ответил, что и не сосчитать. По его словам, он совершал квартирные кражи, залезал в машины - короче говоря, имущественные преступления. Потом он вломился в квартиру Робин Нейсмит, а ее угораздило вернуться домой, когда он еще был там.
- Но здесь ничего не говорится о совершенных им преступлениях против личности, - заметила я.
- Да. А он и не похож на типичного преступника такого плана. Защита заявила, что в момент совершения преступления он был невменяем, находясь под действием наркотиков и алкоголя. Честно говоря, я считаю, что так оно и было. Незадолго до убийства Робин Нейсмит он начал увлекаться фенциклидином. Вполне возможно, когда Уоддел столкнулся с Робин Нейсмит, он был совершенно не в себе, а потом мало что помнил.
- А ты не помнишь, крал ли он что-нибудь? - спросила я. - Я хочу знать, есть ли явные доказательства того, что он проник к ней в дом с целью ограбления.
- Там все было перевернуто вверх дном. Нам известно, что пропали драгоценности. Ничего не осталось в аптечке, и бумажник был пуст. Трудно сказать что украли еще, потому что она жила одна.
- Никаких заслуживающих внимания отношений?
- Интересный момент. - Уэсли смотрел на пожилую пару, сонно танцевавшую под хриплый звук саксофона. - На простыне и на матрасе обнаружены пятна спермы. Пятно на простыне должно было быть свежим, или она не очень часто меняла постельное белье. И нам известно, что к Уодделу эти пятна не относятся. Группа крови не соответствует.
- Никто из ее знакомых не упоминал о любовнике?
- Никто. Был велик интерес узнать, кто мог оказаться этим человеком, но, поскольку он так и не вышел на полицию, решили, что, возможно, у нее был роман с кем-нибудь из ее женатых коллег или друзей.
- Возможно, - согласилась я. - Но не он был ее убийцей.
- Нет. Ее убийцей был Ронни Джо Уоддел. Давай посмотрим.
Я открыла дело Уоддела и показала Уэсли фотографии того заключенного, вскрытие которого я проводила вечером тринадцатого декабря.
- Узнаешь человека, с которым ты беседовал шесть лет назад?
Уэсли хладнокровно просматривал фотографии одну за другой. Он разглядывал снимки лица крупным планом, затылочной части головы, верхней части туловища и рук. Он снял фотографию с протокола-вопросника и стал ее сравнивать с другими.
- Я вижу сходство, - сказала я.
- Да, и, пожалуй, не более того, - ответил Уэсли. - Снимку с протокола десять лет. У Уоддела были борода и усы, он был очень мускулистый, но худой. У него было худощавое лицо. Этот, - он показал на одну из фотографий, сделанных в морге, - побрит и на вид гораздо упитаннее. У него более пухлое лицо. Глядя на эти фотографии, я не могу утверждать, что это один и тот же человек.
Я тоже не могла с уверенностью этого сказать. Правда, и у меня были такие старые фотографии, на которых меня бы никто не узнал.
- У тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, как решить эту проблему? - спросила я Уэсли.
- Кое-какие идеи у меня есть, - сказал он, складывая фотографии в стопку и постукивая ею по столу, чтобы выровнять. - Ваш старый друг Ник Грумэн, похоже, участвует во всей этой игре, и я думал о том, как лучше всего к нему подобраться, чтобы он ничего не пронюхал. Если я или Марино решим поговорить с ним, то он сразу почувствует что-то не то.
Я поняла, к чему он клонит, и попробовала перебить его, но Уэсли мне не дал.
- Марино рассказывал о твоих проблемах с Грумэном, что он донимает тебя своими звонками. И еще тут, разумеется, твоя учеба в Джорджтауне. Может, тебе стоит поговорить с ним.
- Я не хочу с ним разговаривать, Бентон.
- У него могут быть фотографии Уоддела, письма, другие документы. Возможно, он как-нибудь обмолвится во время разговора, и что-то прояснится. Суть в том, что ты можешь выйти на него, если захочешь, в порядке будничной беседы, никто из нас не имеет такой возможности. К тому же ты так или иначе едешь в округ Колумбия, чтобы встретиться с Дауни.
- Нет, - сказала я.