Была развернута неистовая кампания, и тем не менее дело не перевели в другой судебный округ. Жюри присяжных состояло из восьми женщин и четверых мужчин. Шесть женщин и двое мужчин были белыми. Четыре черных присяжных заседателя были - продавец машин, кассир из банка, санитарка и преподаватель колледжа. Белые присяжные были представлены железнодорожником-стрелочником на пенсии, который называл негров не иначе как "черномазыми", богатой домохозяйкой, кругозор которой обогащался только за счет телевизионных новостей, в которых то и дело рассказывалось, как какой-то негр совершил очередное убийство, и другими приблизительно такого же плана. Демографический состав присяжных практически исключал справедливое решение.
- И вы утверждаете, что подобное конституционное нарушение или какая бы то ни было другая несправедливость в процессе над Уодделом имели политическую окраску? И какая же политическая мотивировка могла присутствовать в деле Ронни Уоддела?
Грумэн вдруг посмотрел на дверь.
- Если меня не обманывает слух, похоже, подоспел наш обед.
Я услышала торопливые шаги и шорох бумаги, затем раздался голос:
- Ник? Ты у себя?
- Входи, Джо, - откликнулся Грумэн, не поднимаясь со своего кресла.
Появившийся молодой энергичный негр в джинсах и кроссовках поставил перед Грумэном два пакета.
- В этом напитки, а здесь два сандвича, картофельный салат и овощная смесь. За все - пятнадцать сорок.
- Сдачи не надо. Джо, я очень признателен. Отпуск-то когда-нибудь тебе дадут?
- Люди никак не наедятся. Побегу.
Грумэн раскладывал еду и салфетки, а я судорожно соображала, что делать дальше. Я оказалась совершенно сбитой с толку его поведением и тем, что он говорил, потому что не видела в нем никакой изворотливости, не усмотрела в его словах ни лжи, ни высокомерия.
- Так что же это за политическая мотивировка? - вновь спросила я, разворачивая свой сандвич.
Он открыл имбирное пиво и взялся за коробочку с картофельным салатом.
- Несколько недель назад я думал, что смогу получить ответ на этот вопрос, - сказал он. - Но тут человек, который, возможно, и помог бы мне, был найден мертвым в своем автомобиле. И я не сомневаюсь, что вам известно, о ком идет речь, доктор Скарпетта, - Дженнифер Дейтон, самоубийство которой еще официально не доказано, но по крайней мере все было подведено к тому, что произошло именно это. На мой взгляд, ее смерть не случайна, если не сказать большего, отчего становится жутко.
- Следует ли мне понимать, что вы были знакомы с Дженнифер Дейтон? как можно спокойнее поинтересовалась я.
- И да и нет. Я с ней ни разу не встречался, и наши немногочисленные телефонные разговоры были весьма коротки. Видите ли, я ни разу не звонил ей до смерти Ронни.
- Из чего мне следует сделать вывод о том, что она знала Ронни.
Грумэн откусил сандвич и потянулся за пивом. - Они определенно знали друг друга, - ответил он. - Насколько вам должно быть известно, мисс Дейтон занималась гороскопами, парапсихологией и тому подобными вещами. Так вот, восемь лет назад, когда Ронни сидел в камере смертников в Мекленбурге, он случайно увидел ее рекламку в одном из журналов. Он написал ей поначалу единственно за тем, чтобы она предсказала ему будущее. Конкретно, я думаю, он хотел узнать, казнят ли его на электрическом стуле, и это довольно распространенное явление - заключенные пишут психотерапевтам, хиромантам и спрашивают о своем будущем или обращаются к духовенству за молитвами. Несколько неожиданным явилось в данном случае то, что у мисс Дейтон с Ронни началась личная переписка, которая оборвалась лишь за несколько месяцев до его смерти. Она неожиданно перестала ему писать.
- Вы считаете, что ее письма, адресованные ему, могли быть перехвачены?
- В этом нет никаких сомнений. Когда я поговорил с Дженнифер Дейтон по телефону, она утверждала, что продолжала писать Ронни. Кроме этого, она сказала, что в течение последних нескольких месяцев тоже не получила от него ни одного письма, и я сильно подозреваю, что по той же самой причине.
- А почему же вы позвонили ей только после его казни? - недоуменно спросила я.
- Я не знал о ее существовании раньше. Ронни ничего мне про нее не рассказывал до нашего с ним последнего разговора. Эта беседа была, пожалуй, самой странной из всех, что я когда-либо имел со своими подопечными. Повертев свой сандвич, Грумэн отодвинул его от себя. Он взял трубку. - Я думаю, вам, вероятно, не известно, что Ронни отказался от меня, доктор Скарпетта.
- Не понимаю, о чем вы.
- Последний раз я разговаривал с Ронни за неделю до того, как его должны были перевезти из Мекленбурга в Ричмонд. Тогда он заявил, что уже знает о предстоящей ему казни и что я бессилен что-либо тут изменить. Он сказал, что все это ему было уготовано с самого начала и он уже смирился с неизбежностью своей смерти. Он заявил, что готовится к ней и предпочитает, чтобы я перестал предпринимать какие-либо действия. Затем он попросил меня, чтобы я больше не звонил и не приходил к нему.
- Но ведь он не уволил вас.
Грумэн зажег свою трубку, сделанную из корня верескового дерева, и затянулся.
- Нет. Он просто отказывался от встреч со мной и от телефонных разговоров.
- По идее, один этот момент должен был обеспечить приостановление исполнения решения до определения правомочности, - сказала я.
- Пробовал. Перепробовал все до молитв к Господу. Суд принял блестящее решение - Ронни не просил, чтобы его казнили. Он лишь заявил, что ждет своей смерти, и ходатайство было отклонено.
- Раз вы не общались с Уодделом в течение нескольких недель до его казни, то как вы узнали про Дженнифер Дейтон?
- Во время нашей последней беседы с Ронни он обратился ко мне с тремя последними просьбами. Первая заключалась в том, чтобы я позаботился о публикации в газете за несколько дней до казни написанных им размышлений. Он отдал их мне, а я договорился с "Ричмонд таймс-диспетч".
- Я читала их, - вставила я.
- Вторая его просьба - я привожу дословно - была: "Сделайте все возможное, чтобы с моим другом ничего не случилось". И я поинтересовался, о каком друге он говорит, и - вновь дословно - он ответил: "Если вы хороший человек, позаботьтесь о ней. Она никому не сделала плохого". Он дал мне ее имя я попросил позвонить ей только после его смерти. Я должен был позвонить и сказать ей, как много она для него значила. Разумеется, я не стал буквально выполнять эту просьбу. Я попробовал сразу же дозвониться до нее, потому что понимал, что теряю Ронни, и чувствовал, что здесь было что-то не так. Я надеялся, что она сможет чем-то помочь. Если они, например, переписывались, то, возможно, она могла бы мне что-нибудь рассказать.
- И вы дозвонились до нее? - спросила я, вспоминая, как Марино говорил мне, что Дженнифер Дейтон была две недели во Флориде в районе Дня благодарения.
- Никто не подходил к телефону, - ответил Грумэн. - Я пробовал дозвониться в течение нескольких недель, а потом, признаться, закрутился то времени нет, то здоровье, то праздники, то проклятая подагра. Все что-то отвлекало. Я не звонил Дженнифер Дейтон до смерти Ронни, но после его смерти я уже должен был, в соответствии с его просьбой, передать ей, что она для него значила, и так далее.
- Когда вы до этого пытались звонить ей, - спросила я, - вы не оставляли ей сообщений на автоответчике?
- Он не был включен. Что вполне разумно. Зачем ей по возвращении прослушивать полтысячи сообщений от тех, кто не в состоянии принять решение, пока не познакомится со своим гороскопом. А если бы она в свою очередь оставила сообщение о том, что будет отсутствовать в течение двух недель, то это послужило бы превосходной приманкой для воров.