Аббатиса задумчиво поджимает губы, складывая руки так, что рукава соединяются на груди.
— И каким образом, по-твоему, мы могли бы это исправить? Вероятно, мы должны советоваться с тобой всякий раз, когда святой призывает нас к действию?
Дюваль проводит ладонью по волосам и поворачивается к окну:
— В этом нет необходимости. Однако мы должны изобрести какой-то способ согласовать наши усилия. Покамест из-за действий вашей послушницы важные сведения так и не дошли до ушей герцогини…
Я выпрямляюсь, как от пощечины, и вполголоса произношу:
— Возможно.
Он удивленно оглядывается:
— Не понял?
Я готова радостно склониться перед моим Богом и перед моей настоятельницей, но будь я проклята, если с готовностью уступлю этому человеку! Я вскидываю голову и смотрю ему прямо в глаза:
— Я сказала: «возможно». Почем знать, может, они ничего такого важного и не сказали бы!
Он подходит ко мне и останавливается так близко, что я вынуждена задрать голову. А он еще и упирается руками в подлокотники, пригвождая меня таким образом к сиденью.
— Теперь-то мы этого никогда не узнаем, — говорит Дюваль тихо и насмешливо.
Он так близко, что я ощущаю каждое его слово как теплый комок, ползущий по моей коже.
— Дюваль! — Резкий голос аббатисы нарушает напряженную тишину. — Хватит запугивать мою послушницу!
Он краснеет и рывком выпрямляется, убирая руки с подлокотников.
— Не больно-то я испугалась, — ворчу вполголоса.
Он отвечает сердитым взглядом, но ничего не говорит.
У края его рта начинает дергаться жилка.
— Да скажите вы им! — обращается он к канцлеру Крунару. — Объясните, до чего хрупко равновесие сил! И как любое добытое слово может его поколебать!
— Нет нужды что-либо объяснять мне, — по-прежнему резко произносит настоятельница.
Крунар разводит руками:
— Стало быть, вам известно, что это воистину так. Над нами стервятники кружатся! И с каждым днем все смелее! Регентша Франции уже запретила Анне короноваться в качестве герцогини. Наши враги спят и видят отдать ее под опеку французам, а там и Бретань присвоить! Они и замужеством ее намерены по своему произволу распорядиться…
Дюваль принимается расхаживать по кабинету туда и сюда.
— Повсюду шпионы. Мы не успеваем их выслеживать! Французы свили сущее гнездо при нашем дворе. Приграничные народы уже волнуются…
— Не говоря уже о том, — добавляет Крунар, — что присутствие шпионов не позволяет нам тайно надеть на Анну герцогскую корону. Они сразу об этом проведают. А до тех пор, пока мы не коронуем ее перед лицом народа и Церкви, мы очень уязвимы…
Как же я сочувствую нашей бедной владычице!
— Но ведь должен быть выход, — вырывается у меня.
Вообще-то я обращаюсь к настоятельнице, но отвечает Дюваль:
— Я его найду. А если не найду, так создам. Собственными руками! Клянусь, что увижу ее коронованной. И замужем за достойным супругом. Но чтобы этого добиться, мне нужны сведения. Все, какие возможно!
В кабинете становится до того тихо, что они, я уверена, слышат, как стучит мое сердце. Меня глубоко тронула клятва, данная Дювалем. А то, что он произнес ее на освященной земле, свидетельствовало о его безумной отваге. Или о невероятной глупости.
— Я готова признать, что опыта в добывании сведений у тебя куда как побольше, — произносит наконец аббатиса.
Вижу, как при этих словах Дюваля оставляет судорожное напряжение. Ну и зря! Матушка награждает его именно тем взглядом, которого я, как и все прочие обитатели монастыря, давно научилась бояться. Этот блеск в ее глазах ничего хорошего не сулит.
— Такая забота о благополучии державы заслуживает похвал, а твоя беспримерная преданность достойна восхищения, — продолжает настоятельница, окончательно усыпляя его бдительность. — Я понимаю, что ты так же готов помочь нам, как и мы — тебе.
Дюваль слегка хмурится: кажется, он не припоминает, чтобы говорил нечто подобное. Я раздуваюсь от гордости: надо же, до чего ловко пресвятая матушка обвела его вокруг пальца! Она между тем косится на канцлера Крунара, и тот едва заметно кивает.
— Мы рады будем трудиться плечом к плечу с тобой. И ради того, чтобы дело пошло без сучка и задоринки, отправим-ка мы Исмэй пожить несколько недель в твоем доме…
Меня точно стенобитным тараном шарахнуло. Весь воздух куда-то подевался из легких, и только по этой причине я не заголосила: «Не-е-ет!»
Дюваль бросает на меня полный ужаса взгляд. Так, словно я сама все это подстроила. Он открывает рот, но настоятельница одним махом отметает любые возражения: