Дюваль проводит ладонью по волосам и поворачивается к окну:
– В этом нет необходимости. Однако мы должны изобрести какойто способ согласовать наши усилия. Покамест изза действий вашей послушницы важные сведения так и не дошли до ушей герцогини…
Я выпрямляюсь, как от пощечины, и вполголоса произношу:
– Возможно.
Он удивленно оглядывается:
– Не понял?
Я готова радостно склониться перед моим Богом и перед моей настоятельницей, но будь я проклята, если с готовностью уступлю этому человеку! Я вскидываю голову и смотрю ему прямо в глаза:
– Я сказала: «возможно». Почем знать, может, они ничего такого важного и не сказали бы!
Он подходит ко мне и останавливается так близко, что я вынуждена задрать голову. А он еще и упирается руками в подлокотники, пригвождая меня таким образом к сиденью.
– Теперьто мы этого никогда не узнаем, – говорит Дюваль тихо и насмешливо.
Он так близко, что я ощущаю каждое его слово как теплый комок, ползущий по моей коже.
– Дюваль! – Резкий голос аббатисы нарушает напряженную тишину. – Хватит запугивать мою послушницу!
Он краснеет и рывком выпрямляется, убирая руки с подлокотников.
– Не больното я испугалась, – ворчу вполголоса.
Он отвечает сердитым взглядом, но ничего не говорит.
У края его рта начинает дергаться жилка.
– Да скажите вы им! – обращается он к канцлеру Крунару. – Объясните, до чего хрупко равновесие сил! И как любое добытое слово может его поколебать!
– Нет нужды чтолибо объяснять мне, – попрежнему резко произносит настоятельница.
Крунар разводит руками:
– Стало быть, вам известно, что это воистину так. Над нами стервятники кружатся! И с каждым днем все смелее! Регентша Франции уже запретила Анне короноваться в качестве герцогини. Наши враги спят и видят отдать ее под опеку французам, а там и Бретань присвоить! Они и замужеством ее намерены по своему произволу распорядиться…
Дюваль принимается расхаживать по кабинету туда и сюда.
– Повсюду шпионы. Мы не успеваем их выслеживать! Французы свили сущее гнездо при нашем дворе. Приграничные народы уже волнуются…
– Не говоря уже о том, – добавляет Крунар, – что присутствие шпионов не позволяет нам тайно надеть на Анну герцогскую корону. Они сразу об этом проведают. А до тех пор, пока мы не коронуем ее перед лицом народа и Церкви, мы очень уязвимы…
Как же я сочувствую нашей бедной владычице!
– Но ведь должен быть выход, – вырывается у меня.
Вообщето я обращаюсь к настоятельнице, но отвечает Дюваль:
– Я его найду. А если не найду, так создам. Собственными руками! Клянусь, что увижу ее коронованной. И замужем за достойным супругом. Но чтобы этого добиться, мне нужны сведения. Все, какие возможно!
В кабинете становится до того тихо, что они, я уверена, слышат, как стучит мое сердце. Меня глубоко тронула клятва, данная Дювалем. А то, что он произнес ее на освященной земле, свидетельствовало о его безумной отваге. Или о невероятной глупости.
– Я готова признать, что опыта в добывании сведений у тебя куда как побольше, – произносит наконец аббатиса.
Вижу, как при этих словах Дюваля оставляет судорожное напряжение. Ну и зря! Матушка награждает его именно тем взглядом, которого я, как и все прочие обитатели монастыря, давно научилась бояться. Этот блеск в ее глазах ничего хорошего не сулит.
– Такая забота о благополучии державы заслуживает похвал, а твоя беспримерная преданность достойна восхищения, – продолжает настоятельница, окончательно усыпляя его бдительность. – Я понимаю, что ты так же готов помочь нам, как и мы – тебе.
Дюваль слегка хмурится: кажется, он не припоминает, чтобы говорил нечто подобное. Я раздуваюсь от гордости: надо же, до чего ловко пресвятая матушка обвела его вокруг пальца! Она между тем косится на канцлера Крунара, и тот едва заметно кивает.
– Мы рады будем трудиться плечом к плечу с тобой. И ради того, чтобы дело пошло без сучка и задоринки, отправимка мы Исмэй пожить несколько недель в твоем доме…
Меня точно стенобитным тараном шарахнуло. Весь воздух кудато подевался из легких, и только по этой причине я не заголосила: «Нееет!»
Дюваль бросает на меня полный ужаса взгляд. Так, словно я сама все это подстроила. Он открывает рот, но настоятельница одним махом отметает любые возражения:
– Нам необходим ктото при дворе. Сама я отправиться туда не могу: кругом герцогини такая суета, да и негоже мне надолго отлучаться из монастыря. А вот если мы выдадим Исмэй за твою любовницу, она получит доступ к кому угодно и сможет вытянуть из него нужные нам сведения. Также, что даже важнее, у нее будет возможность действовать в случае необходимости. Вот таким образом, – и она награждает Дюваля безмятежной улыбкой, – мы согласуем наши усилия.
Я против воли восхищаюсь, как ловко она вырыла яму. Еще лучше было бы, если бы приманкой оказалась не я.
– Матушка… – отваживаюсь я пискнуть, но один ее взгляд – и я тотчас умолкаю.
Однако Дювалю несвойственно слепое повиновение.
– Вы с ума сошли! – заявляет он без обиняков, и лицо аббатисы каменеет. – На такое я не пойду! Еще не хватало мне нянчиться с одной из ваших новообращенных соплячек.
– Что ж, значит, и дальше будем действовать кто во что горазд, – холодно и равнодушно произносит настоятельница.
– Вы мне руки выкручиваете, – с мрачным отчаянием произносит Дюваль.
– Ни в коем случае. Я всего лишь отозвалась на твой призыв к совместной работе, – отвечает аббатиса, и ловушка захлопывается.
Теперь он и сам это понимает. И напускает на себя отрешенный вид: настоятельница победила.
– Только любовницей я ее не хочу объявлять. Пусть будет, скажем… моя двоюродная сестра.
Это вилка, воткнутая мне в бок. Неужели я так отвратительна?
Аббатиса растерянно глядит на него:
– Да кто тебе, прости меня, поверит? Твоя семья и ее родственные связи слишком известны. Нет, так не получится.
– Кроме того, – вставляет Крунар, – кто же доверит тебе незамужнюю девушку, не прислав вместе с ней родственницу для пригляда? Тогда как любовница – это всем понятно и никаких вопросов не вызовет.
Я откашливаюсь, и настоятельница поднимает бровь, разрешая говорить.
– А может, лучше мне пойти к нему на кухню работать? Или служанкой?
Она небрежно отмахивается.
– В этом случае тебе не будет доступа ко двору, а именно в этом и состоит наша цель. Следует только учесть, – добавляет Дюваль, – что до сих пор я не был замечен в неразборчивости. А если бы вдруг и вздумал завести себе даму сердца, то уж всяко выбрал бы… не соплячку.
Я сжимаю зубы. Конечно, я не идеал придворной красавицы, но чтобы настолько!
Матушка аббатиса откидывается в кресле и цокает языком:
– Преувеличиваете, мой господин. Исмэй великолепно обучена очень многим искусствам, и в том числе – как изображать любовницу.
Сейчас я и под пытками не созналась бы, что пропустила большинство уроков сестры Беатриз.
– И, что важнее, – настаивает Дюваль, – дела при дворе обстоят таким образом, что я вряд ли смогу обеспечить ей должную защиту.
Я оскорбленно ворчу:
– Не больното мне защита нужна!
– Верно сказано. Не нужна, – кивает настоятельница. – Вот в чем она действительно нуждается, так это в возможности действовать!
– И вы готовы поручить решения о жизни и смерти… какойто послушнице?
– Ну конечно же нет! – резко произносит матушка. – Решения о жизни и смерти мы оставляем Тому, Кто властен их принимать, – Мортейну! – Она поворачивается ко мне. – В течение часа ты должна уехать отсюда вместе с Дювалем. Иди собери самое необходимое. Остальное мы пришлем к нему домой, прямо в Геранд. Ступай!
Мой мир в очередной раз перевернулся с ног на голову, да так быстро! Удивительно ли, что голова у меня слегка закружилась. Я медлю, силясь изобрести еще хоть какойнибудь довод, чтобы не ехать к Дювалю. Ради чего я присоединилась к монашкам, если не ради бегства из мира жестоких мужчин? А тут меня, можно сказать, бросают одному из них на растерзание!