- Олафе Редвине. Вы должны были ему кое-что рассказать для этого фильма... - Шон знал, что все испортил, что только зря тратит время. А как надо было к этому подойти? Скорее всего, просто невозможно. - Он собирался заплатить вам сто фунтов.
Морщинистое, помятое, дубленое лицо его собеседника исказилось появились новые морщины, морщины внезапной боли.
- Ради бога, извините. Наверно, вам нужен другой мистер Ахо.
- Сто фунтов! - сказал по-английски голос из полумрака. У кого-то резко перехватило дыхание - раздалось шипение, похожее на змеиное. Шону показалось, что старик хочет оглянуться. Его голова повернулась как на шарнирах. Глаза наполнились ненавистью и болью. Улыбка стала шире, лицо исказилось, пальцы рук сцепились и так далеко отогнулись, что негромко хрустнули, как тоненькие прутики.
- Речь шла о заговоре всех цветных в Англии, - сказал Шон и улыбнулся, показывая, что он-то понимает: все это шутка, кто-то разыграл напыщенного любопытного телевизионщика. - Вы ему такого не рассказывали? - Здесь, в полумраке, в обстановке ненависти, это не казалось шуткой.
Лицо старика походило на лицо слепца. Никто вокруг не шевелился. Казалось, никто и не дышал. Шон подумал, что люди стоят не только перед ним в коридоре, но и за его спиной. Он еле удержался, чтобы не повернуться.
- Все насчет телевидения, насчет этой истории - самая настоящая ошибка, извините, я ничего не знаю. - Старик закатил глаза, показывая белки, старческие пальцы продолжали двигаться, что-то сжимать. Юноша, открывший Шону дверь, снова проскользнул вперед.
- Думаю, вам сейчас надо уйти. Мой дед плохо себя чувствует, сейчас он как раз очень занят, не надо беспокоить его подобными расспросами. Он же сказал вам, что ничего не знает.
- Тогда расскажите мне вы, - попросил Шон и подумал: а что он должен рассказывать? - Где я могу найти мистера Брайса?
- Пожалуйста, уходите, - сказал юноша. - Мы такого не знаем. Вы находитесь в частном доме, за который мы платим деньги. Мы не хотим, чтобы вы здесь оставались.
Старик кивнул как кукла, улыбнулся. Юноша тоже улыбнулся, глаза у него, правда, были злобными.
- Почему вы не хотите отвечать мне?
- Прошу вас, уходите. - Юноша улыбнулся.
Шон поднялся по ступенькам. Люди, стоявшие на лестничной площадке наверху и у перил, мгновенно растаяли в полумраке. Темные лица, сари, негритянка с коляской, чернокожие дети. Нет, это не Лондон. Не Англия. Из-за рваных серых тюлевых занавесок, сквозь грязные оконные стекла, с другой стороны улицы за ним наблюдали. Пыльная улица пахла вареной капустой, протекшей канализацией, гнилым деревом, кирпичом - одним словом, упадком. Старые викторианские дома, превратившиеся в трущобы. Шон пошел прочь. Такси уехало, найти другое на подобной улице маловероятно. Кто такой мистер Брайс?
Он свернул за угол. Прислонившись к перильцам подвальной лестницы, стоял, тяжело дыша, индус, словно он только что прибежал сюда, а бегать не привык. Когда Шон поравнялся с ним, индус поднял руку с сигаретой.
- Не будет ли джентльмен столь любезен дать мне прикурить?
Шон щелкнул зажигалкой. Индус прикрыл ладонями пламя, скользнул глазами по Шону, посмотрел ему за спину, оглядел улицу, окна.
- Я слышал, что вы тут говорили, сэр, и быстро прибежал, чтобы с вами встретиться. Может, поговорим? Скажем, вы спросили меня, как пройти к метро, а я, скажем, показываю вам дорогу?
Худое темное преждевременно состарившееся лицо, как будто он никогда не мог выспаться и поесть досыта. Глаза все время бегали по сторонам, как темные мягкие перепуганные зверьки за стеклом. На один шаг Шона он делал два легких быстрых шажка.
- Может, джентльмен из организации?
Его глаза оторвались от Шона, перебежали влево: прислонившись к фонарю, стоит какой-то парень, вроде с Ямайки, ребенок играет с рваной автомобильной шиной, ковыляет по направлению к ним индианка, нагруженная тяжелой корзиной белья из прачечной.
- Да, я оттуда, - сказал Шон.
В лице у его плеча что-то умерло, оно стало серым.
- Джентльмен не должен верить... мистеру Ахо... это же глупый старик... за сто фунтов такое наврет и на Библии поклянется, что правда. Это глупая история... заговоры, новый спаситель с Востока... все это ложь, бабьи сплетни. Заговоры! Этакое безобразное вранье. Мы - счастливые люди, мы так счастливы, что живем в этой прекрасной стране! Так любим замечательную организацию, которая о нас заботится и защищает! Моя семья - мы рабы джентльмена и готовы целовать вам ноги. Не верьте мистеру Ахо, сэр, умоляю вас, из нас никто и пальцем не шевельнет, чтоб навредить организации. Мы платим за квартиру, платим вам налоги, и никому ни слова...
Из проулка им навстречу вышли трое, двое из них на коротких крепких поводках вели овчарок. Третий, маленький толстяк, шел на шаг впереди, котелок сдвинут, открыт круглый розовый лоб, под мышкой палка - совсем как у фермера, приехавшего на ярмарку.
- А кто собирает деньги на этой улице? - спросил Шон.
Но индус уже исчез. Трое прошли мимо - толстяк с немым вопросом в голубых злющих глазах оглядел Шона. Одна из собак скользнула влажной мордой по его руке. Парни с овчарками посмотрели на него презрительными холодными глазами - глазами людей, которым принадлежит улица.
Может быть, это сборщики? - подумал Шон и обернулся.
Толстяк сделал то же самое.
- Интересно, это кто? - задумчиво сказал мистер Альберт. - Видел, как быстро ускакал этот маленький черномазый, когда заметил нас? Об заклад готов биться, это один из кодлы Ахо. Сходи-ка, Сид, поинтересуйся у старой сволочи, может, знает он этого парня.
7
Лежа на белом диване в красном, свисавшем до полу халате, закрывавшем ее всю, она походила на кровавое пятно. Волосы рассыпались по белой бархатной подушке, расшивая ее бледно-золотым, мягко поблескивавшим узором, похожие на золотистую реку или водопад. Голубые, как у куклы, глаза смотрели в потолок, нечетко обрисованные губы надуты, как у ребенка, круглые щечки под нежной, гладкой кожей, казалось, не было скул - плавно переходили в полную девичью шею.
Бабетта увидела его тень, услышала звук шагов.
- Когда ты перестанешь бегать по комнате? - сказала она.
Произнесла это как-то бесцветно - нельзя понять, образованный говорит человек или нет, из Лондона или из провинции. Точно она приобрела свое произношение вместе с косметикой в каком-то безвкусном магазинчике. Мужчина с жидкими, бесцветными волосами, лежавшими, словно водоросли, жирными прядями на его лысине, не глядя на Бабетту, продолжал мерить комнату шагами, словно и не слышал этой фразы. Скорее по привычке, чем повинуясь желанию, она распахнула полы халата - правая нога обнажилась до бедра. Ноги у Бабетты были длинные, прекрасной формы, колени гладкие, с ямочками, ступни маленькие и пухлые. Правда, щиколотки могли бы быть и потоньше, но ни мистера Брайса, ее нынешнего любовника, ни других мужчин, с которыми она была близка, это особенно не смущало.
- Можно подумать, меня здесь нет, - пожаловалась она.
- Ну что ты, - возразил мистер Брайс, повернулся, увидел обнаженную ногу, секунду смотрел на нее, как будто не совсем осознавая, что это такое, небрежно потянулся к Бабетте. Колено качнулось к нему, кукольная головка повернулась на подушке и взглянула на Брайса с еле завуалированным презрением. Он рассеянно погладил ее по ноге, она протянула к нему руки.
- Не надо, - сказал Брайс, - они могут прийти в любую минуту. Хочешь, чтобы нас увидели?..
- Ты считаешь, они думают, мы с тобой здесь в шахматы играем, когда одни? - Она стала его раздевать. - Так ты разрешаешь?
На мгновение он растерялся: мысли его были далеко от предмета их недавнего спора.
- Я же тебе сказал, они... - Тут Брайс вспомнил, что разговор шел о покупке шубы. - Я же тебе сказал, не могу. Четыре тысячи, это... это неразумно...
- Но ведь они у тебя есть?
- Дело не в том.
Она расстегнула ему рубашку.
- А в чем же?