Перейдя на другую сторону улицы, сел в такси у входа в метро. В это же время Эдвард Брайс, озираясь, влезал в такси у своего дома, вцепившись обеими руками в ручку серебристого алюминиевого чемодана. В нем, кроме кое-какой одежды Брайса, лежал соболий жакет Бабетты, ее палантин из голубой норки и драгоценности, какие он сумел найти. Много денег за это не дадут, но все-таки хоть что-то.
- В аэропорт, - прохрипел Брайс. - И поскорее.
13
Шон расплатился с таксистом и, пройдя по вымощенному камнем двору мимо "бентли", "ягуара", старого "мазерати", "мини-майнора", достиг дома № 17. Здесь голубые, розовые, желтые дома стояли в глубине дворов, на подоконниках верхних этажей виднелись ящики для растений, ореол беспечной роскоши окружал постройки, дворы, машины, как пар, поднимающийся с политых камней брусчатки. Малиновая дверь дома № 17 была закрыта на английский замок. Шон позвонил, подождал. Дверь не открыли, он нажал на нее, достал полоску слюды, просунул ее в образовавшуюся щель, отжал язычок замка. Вошел и тихо закрыл за собой дверь.
Узкая с толстым ковром лестница вела направо вверх и заканчивалась небольшой лестничной площадкой. Дверь квартиры мистер Брайс оставил открытой - слюда не понадобилась. Тут пахло коньяком, сигаретами, дорогими духами; обитые зеленым бархатом кресла, белый бархатный диван, бокалы, переполненные пепельницы, бесполезный секретер тонкой работы на изогнутых хрупких ножках.
Шон стоял, прислушиваясь. Постепенно в тишине до него донесся еле различимый шум уличного движения, похожий на бестелесный шепот. Он подошел к секретеру, открыл его. Как снег, посыпались бумаги. Счета. За цветы. За одежду. Спиртное и вина. За телефон. Извещения об уплате налогов. О перерасходах по банковскому счету. Не надеясь ничего найти, Шон тем не менее перебрал бумаги. Письмо без обратного адреса, подписанное "Медвежонок" и отправленное "Медовунчику Медвежонка". Банка крема для рук. Авторучка с золотым пером. Конверт с почтовым штемпелем "Эпплфорд". Ящики и отделения для бумаг пусты. Типичный секретер женщины, использующей его как мусорный ящик - такая открывает секретер, только чтобы швырнуть туда очередной неоплаченный счет. По всей вероятности, время от времени счета оплачивал "Медвежонок".
Шон вошел в спальню - со всех сторон надвинулись его отражения, сердце на секунду подпрыгнуло в груди, он поднял руки. Поняв, в чем дело, попытался рассмеяться. Это же кровать окружена зеркалами. Даже на двери в ванную зеркало. Шон присел на кровать, пытаясь убедить себя, что просто устал, захотелось посидеть, а нервы у него в порядке. Аромат, исходивший от подушек и простынь бледного шелка, подействовал на него как хлороформ - голова закружилась. Обитательница этой квартиры ничего себе - повезло "Медвежонку". Шон надеялся, что это не тот лысый мужчина с обвислыми щеками. Но, скорее всего, именно он.
Шон оглядел комнату. Даже мягкий пуфик у туалетного столика - в виде лебедя с полураскрытыми крыльями, - казалось, прибыл сюда из рожденного горячечной фантазией борделя. Только Леда сидела на нем, а не возлежала. На самом туалетном столике еще одно зеркало, рассыпанная пудра, пепел от сигарет, баночки, тюбики, хрусталь с позолоченными и серебряными крышками, гребенки, щетки, лаки для волос, бусы, коробочки для колец, витаминные кремы, бутылочки с таблетками - все это отражалось в зеркале туалетного столика, в зеркалах на стенах. На лебедя набросано нижнее белье, на углу зеркала висят чулки, на полу валяется бледно-розовое, золотистое платье из тяжелого шелка - от обилия жесткой золотой нити оно топорщится и словно пытается встать.
Шону вспомнилась строгая и аккуратная спальня Маргарет. Такая же как ее любовь. Шону померещилось в зеркале улыбающееся лицо Никколо. "Вот это жизнь, Джованни mio. Все остальное сплошное надувательство".
Зазвонил телефон. Шон застыл на месте, почувствовал, как у него открылся рот, как он весь напрягся от страха. Ни к черту нервы - а это всего лишь телефонный звонок. Он посмотрел на аппарат. Тот продолжал заливаться. Шон медленно протянул к нему руку, стараясь решить, снимать трубку или нет. Потом снял, ничего не говоря. Из трубки донесся резкий голос:
- Эдвард? Эдвард?
Шон попытался скопировать голос Брайса, который слышал по телефону. И прошептал, держась подальше от трубки:
- Да, да. - Разговаривать испуганным голосом, как у Брайса, оказалось совсем не сложно.
- Алло, Эдвард, ты меня слышишь?
Шон узнал, кто это. Полная бессмыслица. Так не бывает. Это же Рэнделл.
- Эдвард, старина, говорит Оливер Рэнделл. Будь любезен, отвечай! Голос от гнева зазвучал пронзительно-тонко. - Альберт звонил?
- Нет, - прошептал Шон.
- Позвони мне, как только он объявится. - На другом конце провода положили трубку. А Райен все продолжал держать свою - рука у него дрожала. Когда он положил трубку, то увидел, что она мокрая. И рука вся в поту. Итак, Рэнделл. Казалось бы, надо почувствовать облегчение. Просто это операция Управления, о которой он ничего не знал. И влез в нее. Вот и все. Но ему тут же стало ясно, что это не так, такого просто не могло быть, Рэнделлу достаточно было бы сказать ему, предупредить. А он этого не сделал.
Да еще натравил на него Альберта. Опять зазвонил телефон. Райен снял трубку, ожидая снова услышать голос Рэнделла. Но голос был другой, с индийским акцентом:
- Мистер Эдвард Брайс? Если не ошибаюсь, у вас работает мистер Альберт Феттер?
- Да, - ответил Шон.
- Мне очень жаль сообщить вам печальную новость, мистер Брайс, но мистер Феттер скончался несколько минут назад. Я все пытаюсь связаться с миссис Феттер...
Женщина в очках с двумя девочками.
- Благодарю вас, - сказал Шон и положил трубку.
Доктор-индус на другом конце провода посмотрел на свой аппарат с холодным презрением. Он был социалистом и принципиально не любил хозяев. Но этот, судя по разговору, переплюнул многих своих собратьев. Похоже, ему наплевать на человека, который работал на него за нищенскую плату, наверно, отдал ему лучшие годы своей жизни, а теперь умер. И англичане еще пытаются давать Индии уроки социальной справедливости.
А в кафе "Герцог Мальборо" майор Уиллис сполз с высокой табуретки, сложил вечернюю газету, хлопнул по ней и направился к двери. Посмотрим, не появилась ли красотка. Посмотрим, не прилетела ли птичка любви обратно в свое "любовное гнездышко". Дорогая, я забыл зонтик. Или портсигар. Это даже лучше, он может валяться где угодно, хотя бы за подушками дивана. Повалить ее поперек... Вперед - вот самый верный девиз, toujours* атака. Ну и красотка! Чертовка слишком хороша для Эдди Брайса - это уж точно.
______________
* Всегда (франц.).
Быстрыми мелкими шажками майор прошел по мощеному двору мимо "бентли" и "ягуара", прохладный ветерок он мысленно сравнил с поцелуем любовницы в его вспотевший лоб; сердце Уиллиса пело "тра-ля-ля". Он ей покажет, что такое настоящий мужчина. Она с этого дивана не скоро поднимется. Впереди Уиллис увидел высокого широкоплечего мужчину, выходящего из подъезда, и прищурился. Черт побери, это же ее подъезд. Вот значит, чем она занимается?
Он улыбнулся - вот какой он хитрый, он сейчас хозяин положения - и поднял в знак приветствия газету.
- Брайс дома?
- Нет, - ответил застигнутый врасплох Шон. Перед ним слегка покачивался маленький толстяк с лицом цвета свеклы, на котором читалась пьяная хитрость, прищуренные глаза превратились в точечки.
- Значит, девочка одна, да? - спросил Уиллис. Его глаза, лицо, тон приглашали Шона принять участие в мужском заговоре. Майор пропустил один за другим четыре стаканчика освежающего в "Герцоге Мальборо" и теперь чувствовал себя целой армией... состоящей из одного человека, но, черт побери, армией! Все страхи разгромлены, захвачены в плен, загнаны в лагеря для военнопленных, далеко в тыл, в самые темные закоулки напуганного и ничего не соображающего майорского мозга.
- Ее тоже дома нет, - сказал Шон. - Брайс попросил меня запереть квартиру. А сам уехал в аэропорт. - Он попытался пройти мимо толстяка, чтобы избежать дальнейших расспросов.