Рука снова закрывает мне рот, вдавливая обратно в подушки. Я корчусь, брыкаюсь, на мгновение забыв о своей лодыжке. Эта боль присоединяется к остальным, когда мой гипс ударяется о кровать, и я издаю приглушенный крик, пытаясь ухватиться за запястье мужчины-Егора.
— Пусти меня! Отпусти меня! — Кричу я, но крик получается приглушенным, и я слышу всхлипы с другого конца комнаты.
Ники. Холодный страх пронзает меня насквозь, заставляя застыть на месте. Я шепчу его имя, прижимая ладонь к губам, и слышу темную усмешку над собой.
— Теперь ты начинаешь понимать, Девочка.
Я закрываю глаза, плотно прижимая их к лицу. Я не хочу видеть то, что, как я знаю, происходит — Ники здесь, в этой комнате, и он тоже в опасности. То, чего я боялась все это время, — вещи, которые я сделала, чтобы помочь нам, вернулись, чтобы преследовать нас, подвергая его опасности, — произошло.
Где Лоренцо? Я не произношу этого вслух, слишком боясь ответа и не желая предупредить человека надо мной, что Лоренцо может прийти, если он еще не здесь. Что, если он мертв? Или ранен? С моих губ срывается еще один хрип, а на глаза наворачиваются слезы. Я не совсем уверена, что в больнице мне все не приснилось.
Он оставался со мной. Он держал меня за руку. Он успокаивал меня. Он сказал, что хочет уберечь меня. Меня и Ники. Сердце заколотилось в груди от воспоминаний. Как бы я ни была напугана, в течение этих нескольких часов я чувствовала себя в большей безопасности, чем когда-либо за долгое время. Это подтвердило все, что я думала о нем, все, что я чувствовала, и я хочу его. Я хочу рассказать ему о своих чувствах, потому что больше не вижу смысла их игнорировать.
Я не знаю, будет ли у меня вообще шанс сказать ему об этом, и от этой мысли на глаза наворачиваются слезы.
Егор издает нетерпеливый звук, протягивает руку и включает свет. Яркость резкая, даже против моих закрытых глаз, и когда я снова слышу тоненький плач из другого конца комнаты, а затем знакомый шепот, мои глаза распахиваются, несмотря на боль от внезапного света.
— Нет! — Кричу я, схватив Егора за руку, и он бьет меня наручниками по голове, да так сильно, что у меня плывет перед глазами.
— Я сказал, заткнись, сука, — рычит он, ненадолго переходя на русский, чтобы убедиться, что я поняла оскорбление. Ему это и не требовалось — мой русский заржавел, но я все еще помню большую его часть. Я знаю, что значит "сука".
На другом конце комнаты, прижавшись к стене, стоит Дарси, ее щеки залиты слезами, а лицо белое, и прижимает к себе Ники. Его лицо прижато к ее животу, из его дрожащего тела доносятся тоненькие всхлипывания, и я вижу, как в темных глазах Дарси вспыхивают страх и гнев. Она смотрит на меня и коротко качает головой.
— Не зли его, — шепчет она, ее голос дрожит, и Егор испускает мрачный смех.
— Я и так зол, Девочка. — Он достает что-то на поясе, и меня пробирает дрожь страха, когда я вижу, что это.
В его руке пистолет. Я никогда не видела его так близко. Он улыбается мне, на его лице читается чистый восторг, когда он читает ужас в моих глазах.
— Ты видишь всю серьезность ситуации, Девочка. Теперь я могу сказать, что этот мальчик что-то значит для тебя. Твой? — Он делает паузу, как бы раздумывая, потому что я не могу ответить, даже если бы думала, что он действительно этого хочет. Его рука все еще лежит на моем рту, плотно закрывая его. — Нет, я так не думаю. — Его взгляд скользит по моему телу. — Я видел тебя совсем голой в клубе, Девочка. У тебя точно нет детей. Значит, твой брат.
Он бросает взгляд на Ники, и я вижу, что Дарси зажимает руками уши Ники, пытаясь не дать ему услышать, что говорит Егор.
— Нет, так не пойдет. — Егор смотрит на Дарси. — Ты. Девочка. Иди сюда. — Он смотрит на меня сверху вниз. — Ты сидишь молча.
Я закрываю глаза, чувствуя, как слезы вытекают из уголков. Я чувствую, как Егор беспокойно ворочается рядом со мной, слышу его недовольное ворчание, а когда открываю их снова, вижу, как он смотрит на Дарси.
— Оставь мальчишку там и иди на хрен сюда! — Кричит он, его грубый голос с акцентом наполняет комнату. Он приставляет ствол пистолета к моему виску, и я издаю придушенный крик, все мое тело холодеет. — Сейчас же, сука! А ты… — Он хватает меня за руку и тащит вверх, прижимая к подушкам. — Я сказал, блядь, сядь!
Я хочу быть храброй. Ради себя, ради Ники, ради Дарси, но я в ужасе. Слезы текут по моему лицу, меня трясет так сильно, что зубы едва не клацают, когда я начинаю садиться, толкаю себя вверх и плачу от боли в лодыжке. Я вижу, как Дарси наклоняется и что-то шепчет Ники, прежде чем она начинает медленно двигаться к кровати, с белым лицом и трясущимися руками.