— Я…, — вырывается у него дрожащий вздох, и я тянусь вниз, чтобы прижать руку к изгибу его задницы, подталкивая его глубже.
— Я принимаю таблетки, — шепчу я. — Я ничего не говорила раньше, потому что не была уверена, что хочу, чтобы ты… — Я тяжело сглатываю, чувствуя, как пульс бьется в горле. — Я хочу этого сейчас.
Я приподнимаюсь, притягивая его к себе, и прижимаюсь губами к его уху, когда он снова начинает двигаться внутри меня.
— Войди в меня, — шепчу я. — Кончи в меня.
Он вздрагивает, его рука сжимает подушку рядом с моей головой, и я чувствую, как он пульсирует, когда он глубоко входит в меня, наполняя меня жаром, когда я кончаю вокруг него во второй раз.
Неделя превращается в две, потом в три, а затем в месяц. Лоренцо не хочет, чтобы мы уезжали, а я не хочу уезжать, и, к моему удивлению, Ники тоже. Если бы я еще не доверяла Лоренцо так полностью, то доверие Ники к нему было бы решающим фактором. С того вечера, когда Лоренцо пришел на ужин, Ники полюбил его, и, похоже, ему тоже нравится жить в этой квартире. Я уверена, что огромный телевизор, бассейн на крыше и общий комфорт, окружающий нас, имеют к этому самое непосредственное отношение. Тем не менее, здесь ему так же спокойно, как и дома, и я не вижу причин снова все менять ради новой квартиры, когда мы счастливы.
Счастливы. Я и не знала, что можно чувствовать себя так. Мы втроем входим в ритм, почти не думая об этом. Лоренцо не позволяет мне платить ему ни за что, предлагая вместо этого откладывать ползарплаты с балета, а я не могу найти причину, чтобы заставить его это сделать. Оставаясь с ним, я не могу заплатить ни за что, кроме как оставить наличные там, где он может их найти, — нет никаких счетов, которые я могла бы оплатить. Первые пару недель ему доставляют продукты. Затем, на третьей неделе, он небрежно подносит ко мне свой телефон с открытым приложением и говорит, чтобы я сама выбрала, что мне нужно. Его водитель отвозит нас с Ники на приемы к терапевту, которые, как я узнаю, он полностью оплачивает автоматически, когда я пытаюсь заплатить за следующий прием, на который мы идем. И когда я отмечаю, что это очень близко к тому соглашению, которое я пыталась предложить ему с самого начала, Лоренцо становится очень тихим.
— Если ты так считаешь, — говорит он мне, — то я буду спать в коридоре и не трогать тебя. Это не сделка между нами, Мила, и не какой-то контракт. Я люблю тебя и хочу заботиться о тебе. На этом все начинается и заканчивается.
Правда в том, что я не знаю, как позволить кому-то заботиться обо мне. И никогда не знала. Но я знаю, что он это имеет в виду, и это последний раз, когда мы говорим об этом.
Вместо этого я пытаюсь научиться получать от этого удовольствие. Позволять заботиться о себе и о Ники. Я вижу, как он постепенно расцветает в новой обстановке, он все еще не говорит, но уже в первый месяц он начинает писать послания Лоренцо и мне на блокноте. Впервые после аварии у меня состоялся настоящий разговор с братом, и я разрыдалась за обеденным столом, читая его.
В тот вечер я рассказываю Лоренцо о том, что произошло. Я рассказываю ему об автокатастрофе, о том, что они приехали за мной, и о том, что Ники больше не разговаривал с тех пор, как его вытащили. Лоренцо держит меня, пока я плачу, пока я не засыпаю у него на груди. А утром я просыпаюсь с облегчением.
Дарси приезжает в гости, и хотя я вижу, что ей требуется некоторое время, чтобы простить мою скрытность, с течением времени отношения между нами налаживаются. Когда месяц превращается в два, и гипс меняют на мягкий сапог, она приходит помочь мне с физиотерапевтическими упражнениями. Какое-то время она напряжена рядом с Лоренцо, но со временем это тоже проходит.
Через два с половиной месяца после случившегося Лоренцо приходит в постель и видит, что я сижу, уставившись вдаль. Он присаживается на край кровати и смотрит на меня.
— Могу сказать, что у тебя что-то на уме, — тихо говорит он. — Ты можешь рассказать мне все, что угодно.
— Я знаю. — Я прикусила губу. Последние два с половиной месяца были похожи на сон, прекрасный, идеальный сон, и я боюсь, что то, что я собираюсь сказать, изменит это. Это разрушит наш покой и сделает так, что мы не сможем продолжать жить так, как живем. Но я также знаю, что не могу держать это в себе.
— Доктор сказал, что через две недели я смогу снова начать танцевать. Мне придется делать это медленно, но я смогу вернуться к тренировкам. Еще через месяц я смогу вернуться к работе. — Я выдохнула, глядя на лицо Лоренцо, и он повернулся, чтобы посмотреть на меня.