Они остановились перед широкой стеклянной дверью. Рядом на стене висела табличка «Реанимационное отделение. Посторонним вход строго воспрещен».
– А теперь извините, Константин, – сказал Савельев, – дальше вам нельзя. Посидите в коридоре. Андрей Петрович, готовьте больного.
– Хорошо, Евгений Семенович.
Хирург распахнул дверь реанимационного отделения, вкатил тележку, а Константин так и остался стоять в коридоре.
– Что же вы, – сказал Савельев, – идите отдыхайте. Вы сделали все, что могли. Теперь дело за нами.
Глава 6
– Константин, проснитесь.
Панфилов открыл глаза, почувствовав, что кто-то трясет его за плечо.
– А? Что?
– Проснитесь.
Перед ним стоял доктор Савельев.
– Что с Игнатом? Он жив? – Константин вскочил.
– Жив, жив, – сдержанно улыбнулся реаниматолог.
Улыбка получилась какой-то кривой – Савельев устал после бессонной ночи.
– Который час?
– Полседьмого.
Константин тряхнул головой и вытер рукой лицо, прогоняя остатки сна.
– Вы извините, доктор, сам не заметил, как задремал. И еще извините, что накричал.
– Ничего страшного, вас можно понять. Мне приходилось и не с таким встречаться. Идемте в мой кабинет. Мне надо присесть, а то ноги гудят.
Они прошли по коридору, свернули направо, миновали несколько дверей с номерными табличками и наконец вошли в небольшую комнату, насквозь пропахшую, как ни странно, табачным дымом.
Обстановка кабинета была самой что ни на есть спартанской – стол, пара стульев, два шкафа, металлический и стеклянный, стандартная жесткая тахта, обтянутая потрескавшимся дерматином, и металлическая вешалка.
– Присаживайтесь куда-нибудь.
Константин опустился на тахту, прислонившись спиной к холодной стенке. Савельев закрыл за собой дверь, нерешительно потоптался рядом с тахтой, наконец вынул из кармана халата пачку «Явы».
– Хотите?
Константин вытащил из пачки сигарету и прикурил от поднесенной зажигалки.
– А как же «Минздрав предупреждает»? – с легкой усмешкой спросил он.
– А, ерунда, – закурив, реаниматолог махнул рукой. – То есть это, конечно, не совсем ерунда, но при нашей работе… В общем, это минимальный вред, который я могу причинить своему здоровью. И потом, я считаю, что вред приносит то, что человек делает без удовольствия. Если курить и укорять себя за каждую выкуренную сигарету, табак и в самом деле станет вреден.
Константин огляделся по сторонам.
– В чем дело? – спросил Савельев.
– Ищу, куда пепел стряхивать.
– Возьмите пепельницу со стола.
– А вы?
– У меня еще одна есть.
Константин поднялся с тахты и подошел к столу.
– Подходящая штука, – с легкой усмешкой произнес он, повертев в руках пепельницу в виде черепа с откинутой сверху крышкой. – Как раз для доктора.
– Коллеги подарили.
– Это вроде как с подтекстом?
– В общем, нет, просто другой не оказалось. У нас, знаете ли, в магазинах всякую ерунду можно купить, кроме того, что необходимо. А от этого черепа хоть польза какая-то.
Константин вернулся на свое место, поставил пепельницу на тахту рядом с собой и сделал несколько глубоких затяжек.
– Вы, я смотрю, тоже не особо заботитесь о своем здоровье? – заметил реаниматолог.
– Это привычка, еще с… армии, – объяснил Константин. – Только за последнее время я привык курить сигареты покрепче.
– Что имеем, – Савельев развел руками. – В общем, случай с вашим братом довольно тяжелый. Даже не знаю, как бы вам попроще объяснить.
– Как есть, так и объясняйте.
– На одну компрессионную травму позвоночника наложилась другая и ко всему этому добавился перелом костей таза. Даже удивительно, как сердце такое выдержало. Впрочем, он ведь у вас еще молод, не правда ли?
– Двадцать два.
– Двадцать два года, – задумчиво проговорил Савельев, пуская дым под потолок. – Двадцать два… А сколько всего…
– Вы уже знаете? – спросил Константин.
– Да, я читал… У него ведь были неприятности с наркотиками? Но меня в данном случае интересует другое. Как он получил ранение позвоночника?
– Это долгая история, – неохотно сказал Константин.
– А если коротко?
– Если коротко, пуля – вот и все.
– Н-да, – проговорил Савельев, барабаня пальцами по столу.
Пепел с его сигареты упал на отшлифованную локтями крышку стола.
– Черт…
– Доктор, вы не обижайтесь, – примирительным тоном сказал Панфилов. – Ничего интересного в этой истории нет. Там по большей части моя вина.
– Я не обижаюсь, – на лице Савельева появилась какая-то странная гримаса. – Недавно приехал, в городе мало кого знаю. Коллеги говорят, вы здесь личность довольно известная.
– Значит, они и обо всем остальном вам расскажут. А я о себе болтать не люблю.
– Понимаю. Я, собственно, вашим братом интересовался. Как он себя чувствовал в последнее время?
– У меня сигарета кончилась.
– Что?
– Сигарету еще можно?
– Да, да, конечно, – Савельев положил на стол пачку. – Курите сколько хотите, а я вот сделаю перерыв. Что-то голова начала кружиться.
Константин взял еще одну сигарету, чиркнул зажигалкой.
– Да, в общем, все нормально. Я ему хорошее инвалидное кресло купил. Из Германии привезли, почти по заказу. Он на прогулки мог сам выезжать. Вот в новую квартиру переехали. Поначалу было, конечно, трудно. Я сиделку нанимал. Потом Игнат отказался, сказал, что сам может за собой присмотреть.
– И что?
– Я не настаивал. Он хоть и инвалид, но молодой. Наверное, стыдно было.
– Почему стыдно?
– Ну как… Горшок и все эти дела.
– Ах, да-да… Продолжайте.
– А что продолжать? Вот так и жили.
– А как получилось, что он упал с балкона? Ведь в его состоянии это… почти невозможно.
– Что тут скажешь, доктор? Я виноват. Он ведь целыми днями один в квартире оставался. У меня дел по горло – кооператив, производство, ресторан. В общем, хрень всякая. Замотаешься за день, придешь домой, думаешь только об одном – поесть и поспать. А ему поговорить хочется, узнать, что нового. Дружки-то его так называемые все как один слиняли. Вот он и не выдержал.
– Но как же он через балкон-то перебрался? – продолжал допытываться Савельев. – Ведь нижняя половина тела у него парализована.
– Руками зацепился, как же еще?
Савельев тяжело вздохнул и протер кулаками покрасневшие после бессонной ночи глаза.
– Да, повезло ему, – повторил он, – сильно повезло. Нет, я, конечно, не в том смысле. Жив остался… хотя состояние очень тяжелое. Один раз сердце остановилось.
Константин, услышав эти слова, едва заметно вздрогнул.
– Что ж вы мне сразу не сказали?
– Знаете, это у нас в порядке вещей. Иной раз привозят таких, что только диву даешься, как он сразу богу душу не отдал. Но мы сражаемся до последнего. У нас ведь нет другого выхода. Профессия такая…
– Так что у него с сердцем?
– Удалось восстановить нормальную работу. К счастью, у него нормальные легкие и внутренние кровотечения отсутствовали. Что у вас под балконом?
– Дерево невысокое и трава.
– Тогда понятно. И перелом костей таза объяснить можно. Это все из-за долгого отсутствия нагрузки. Действительно, могло быть и хуже…
– Вы разрешите его увидеть?
– Да, конечно. Хотя не знаю, что это вам даст. Он ведь без сознания. Если не возражаете, чуть позже.
– Добро.
Константин затушил окурок и закрыл крышку пепельницы.
– А вы-то сами, доктор, откуда?
– Это, как вы говорите, долгая история, – грустно улыбнулся реаниматолог. – Родители у меня были военные, поэтому пришлось помотаться по всей стране – от Камчатки до Моздока. Но вообще-то я родился в Соликамске.
Константин хмыкнул.
– Да, известное место…
– А чем известное? – недоуменно спросил Савельев.
– «Белым лебедем».