Егоров вспоминает лекцию в клубе имени Марата. И лектора вспоминает, седенького старичка. Он говорил, что здание величайшей гидростанции, которая будет выстроена на этой реке, вероятно, разместится в районе так называемой Извозчичьей горы.
Егоров сейчас думает об этом. И ему становится вдруг весело. Все тогда тут изменится, на этой горе. Все эти хибарки придется сломать. И все воры и бандиты разбегутся, как тараканы. Или они будут тут работать на гидростанции, на строительстве. Их заставят тут работать…
Из ворот выходит Зайцев. Нет, пока ничего не получилось. Вдова аптекаря говорит, что она ничего общего не имеет теперь с Парфеновым. Он оказался, говорит она, темной личностью. Да, она им одно время увлекалась. Но это было временное увлечение. Она жалеет об этом.
Зайцев, однако, разузнал у вдовы про всех родственников и знакомых Парфенова, записал их адреса, взял его фотографию. Теперь будет легче его искать. А он явно скрывается. И вообще подозрительный тип. Нигде не работает и что делает — непонятно. И непонятно, чем он мог соблазнить аптекаршу. На фотографии он в котелке, при галстуке, морда отвратительная, отлитая из какого-то тяжелого серого вещества, глаза сонные. Это он снимался еще до революции.
— Ну, пойдем, — говорит Зайцев.
Почти весь день они потратили на поиски этого неуловимого Парфенова. Они ездили и на извозчиках, и ходили пешком.
Егоров несколько раз хотел продолжить разговор о том, как надо анализировать. Но Зайцев сердился:
— Не люблю разговаривать про разную бузу, когда надо работать, соображать. Жур, наверно, думает, что нас уже ухлопали. А мы никак не можем найти этого типа в котелке…
В каждом доме, куда они заходили, им говорили, что Парфенова нет. Был недавно, но сейчас нет. И давали адрес места, где он может быть. Они узнали, между прочим, что у Парфенова уже есть новая симпатия — некая Нюшка. Но фамилия ее неизвестна. Однако живет она на Канавной улице, дом номер то ли шесть, то ли семь, а может, и десять.
На Канавной Зайцев сразу облюбовал маленький старый домик, у ворот которого на лавочке сидела старуха. А над нею качался, поскрипывая на ветру, жестяной сапог, извещавший, что здесь живет сапожник.
«И Парфенов здесь живет», — почему-то сразу, каким-то непостижимым чутьем, угадал Зайцев, хотя на воротах написан краской номер три.
Зайцев подошел к старухе.
— Терентий дома?
— Да он дома, и нету его. Он вышел, — сказала старуха. — А ты чей? Веркин брат, что ли?
— Веркин брат.
— Так вы проходите. Они вас ждут. Нюшка сейчас пельмени будет крутить. Терентий побег за мясорубкой к Захаровым. Да вот он сам идет, — вдруг показала старуха.
Из соседних ворот вышел огромный мужчина в пальто, накинутом на плечи, и в бобровой круглой шапке с бархатным верхом, нисколько не похожий на свою дореволюционную фотографию. В правой руке у него была мясорубка.
— Вы Парфенов Терентий Наумович? — пошел ему навстречу Зайцев.
— Хотя бы…
— Вы нам будете нужны на минутку. Пройдемте с нами. Тут неудобно стоять…
— Это кому же… неудобно?
Мужчина без заметной тревоги, но с явным презрением оглядел совсем молодых ребят — одного в потертом, узковатом в плечах пальтеце, с рыжими волосами, прикрытыми старенькой кепкой, другого в стеганой телогрейке и в вылинявшей, должно быть гимназической, фуражке.
— Да вы что, недомерки, на бимбор, что ли, меня хотите взять?
И он взмахнул мясорубкой.
Всегда Егоров будет восхищаться Зайцевым.
Пусть они потом поссорятся, будут сильно и непримиримо враждовать. Но Егоров не забудет, как Зайцев стремительно толкнул верзилу головой в живот.
А пока Парфенов подымался, Зайцев двумя ударами как обрубил ему обе руки.
Егоров только и сделал, что отпихнул ногой от Парфенова выпавшую мясорубку.
— Бабушка, — сказал он старухе, — возьмите ее. Приберите…
А старуха даже не ойкнула. Она почти спокойно взирала на эту сцену. Мало ли бывает драк на Извозчичьей горе!
— Не шуми, — прямо в ухо Парфенову дохнул Зайцев. — Ты понял, мы откуда?
— Как не понять.
— Иди тихонько вперед. Побежишь — убью, — пообещал Зайцев и сунул руку в карман, где у него лежал теперь настоящий бельгийский браунинг.
— Бабушка, — опять сказал Егоров, — вы действительно приберите мясорубку. Мы ушли…
— А Жур говорит, что Сигимицу — это пустяки, — засмеялся Егоров, когда они сели опять рядом в извозчичью пролетку.
Огромного Парфенова они посадили впереди себя на узенькое сиденье.
— Давай, извозчик, прямо в уголовный розыск, — тронул Зайцев извозчика за рукав.