— Ну что нового… Опять с немцами по-тихой грызёмся. Лезут. Всю неделю на Южном перестрелки.
— Ничего себе! У вас война что ли?
— Да не. Наши пацаны были у них компанией в гостях, бухнули в кабаке и обидели там каких-то особо нежных фрау,— он бессмысленно передвинул белую статуэтку, изображавшую какую-то греческую сильфиду, и продолжил: — Пошли разборки, стрелки, есть раненые.
— Ну вы даёте! — протянул я с удивлением. — А дальше-то что будет?
— Будет? Ничего не будет. Волков вроде уже края развёл, откупился, отмазал ребят, — он положил химический карандаш на стол, хлопком закрыл потрёпанный журнал регистрации и добавил задумчиво:
— Не люблю я этих фрицев. Не верю им, гнилой народец, с ножом за спиной. И ездить к ним в гости не нужно, добром это не кончится. По-любому. Ну вот, вроде все новости. А! У нас уже трое пропали, поехали на велосипедах куда-то к северу и не вернулись.
— Это которые с моторчиком?
— Так точно. Мотовелики, отличная вещь, между прочим! — невыразительные глаза офицера вдруг загорелись интересом к жизни. — Две пары звёздочек, одна для привода от двигателя, вторая пара — от педалей. Лёгкие, краска стойкая, яркая! Можно ездить только с включенным двигателем, если педалить не охота. А можно и помогать движку, при движении в гору, например.
Видно было, что человек давно мечтает.
— И тот юный велосипедист-рокер, что недавно проехал…
— Этот нет, он тепличный, — перебил меня офицер, ёмко добавив: — Это был внук нашего коменданта, мудак просто балуется.
— А-а… Куда они все поехали-то?
— Да хрен их знает. Я только с одним на эту тему говорил. К Большой реке собирался, вроде.
— Ого! Что ему там нужно?
— Фарт ищет, в последнее время им там как мёдом намазано. А у вас такие не объявлялись?
Я отрицательно качнул головой. Хм-м… Информация весьма интересная, как интересно всё, что касается Большой реки.
— Не, через нас точно не проезжали, отвечаю.
— Ну вот, видите, а родня с собаками ищет, — он сказал так, словно это мы что-то недоработали, схалтурили в поисках пропавших. — Ладно... Билеты в кино на площади весь день продают. Добро пожаловать в столицу мира, пятисотчики!
Женщины заторопились.
Время стояло обеденное, так что после обустройства в гостинице наши женщины вполне могут успеть прошерстить пару заранее намеченных магазинчиков.
Материальная культура на Жестянке очень, скажем так, небогатая. Тощая, что ли, полиненасыщенная. Людям не хватает буквально всего, перечислить невозможно. Буквально каждый земной артефакт, сохранивший хоть какие-то потребительские свойства или подлежащий переработке умелыми руками, как и созданный уже здесь, отмечается, оценивается рынком, а при попадании в руки обретает статус члена семьи.
На Земле, помню, попался мне очень непростой видеосюжет, где китаец показывает своё бесхитростное жилище и говорил, что у него целых 259 вещей, включая посуду, инвентарь, одежду по сезонам, кровать, ведро у колодца, какие-то тяпки и садовую скамейку, уж не помню точно. И он был счастлив, ему всего хватало.
Здесь же я недавно попытался мысленно прикинуть, сколько предметов находится в моем распоряжении. Тогда отвлекся на что-то, не успел посчитать, а потом порыв забылся. А вот сейчас вспомнил. Пятьдесят наберётся? А сотня? Одежду пересчитать проще простого, посуды почти нет. Оружие в счёт идёт? Тоже без труда — автомат и пистолет. Ещё охотничий нож. Нет, два, складник не посчитал. Есть старенькая картина. Радиостанция. Фонарик, керосинка и отличная лампа с фитилём. Из мебели — то ли диван, то ли кровать, тумбочка, венский стул, полки и вешалки. Четырнадцать книг, скоро выцеплю ещё три. Две подушки имею, завидуйте! На случай визита весёлой подружки. А вот одеяло всего одно и тонкое. Занавески ещё, с васильками, как положено.
Имеется штурмовой рюкзак и большой американский вещмешок. Есть оцинкованное ведро и эмалированный таз со следами боевых столкновений, немного ходового инструмента, где особо выделяется почти новый германский топор. А! Игра «Монополия», шахматы, шашки и колода карт. Если упустил чего, то совсем немного.
Тут я вспомнил открытую в памяти земную жизнь, свою маленькую, но зато двухкомнатную квартирку, как верх благосостояния, и мне стало смешно и стыдно одновременно. Как я жил? Забитые доверху шкафы и антресоли — символ благополучия. Коробки и банки в кладовой, наполовину забитый каким-то забытым барахлом балкон, включая сломанные лыжи и чьи-то санки, из-за чего там было неудобно курить. И небольшое пространство для жизни.