Я негромко выругался.
Наконец он меня заметил, радостно оскалившись ухмылкой молодого азартного волкодава. Смена подрастает. Как назло, именно сегодня я решился внести новаторский штрих в отработанную схему поедания наркотика. Взял на раздаче сразу три бифштекса, разумно предполагая, что натюрморт из трех бифштексов на столе всяко привлекательней для глаз и аппетита, чем приевшаяся картинка из двух бифштексов рядышком и третьего в перспективе…
Я с тоской посмотрел на так и не уничтоженные бифштексы.
— Дядь Денис! — парнишка опомнился, тут же поправился: — Тащ-щ Рубин! Срочное дело!
— Не стой, присядь, — чуть ли не прорычал я.
— Некогда нам сидеть, дядь Денис!
— Излагай коротко и ясно.
Что за невезуха...
Кирюха набрал в лёгкие побольше воздуха и выдохнул:
— Намечается серьёзная атака злодеев на Пятисотку!
— Тихо ты! Чего орешь? — быстро прошипел я, нервно оглядываясь. Вроде бы никто не всполошился.
— Суть, быстро!
— Со стороны полигона.
Я тихо присвистнул. Сталкеры попёрли, что ли? А кто же ещё, в открытой степи больше никого нет. Но чтобы серьезная атака... С чего это вдруг?
— Вас срочно вызывают на первую вышку! Противник приближается! Наверное... За ними следят, ждут. И это, они на бортовом грузовике едут! Медленно, там же дорога плохая, вы знаете.
— Чего-о?
Страшные картинки танковой атаки, осуществляемой при поддержке выученной пехоты, промелькнули перед глазами.
Вскочил из-за стола. Хорошо, что после стрельбища автомат был со мной. И бинокуляр, не бегать же к мишеням каждый раз. Патронов хватает, мало пострелял. А пистолет всегда на поясе.
— Дядь Денис! — прозвенел мне в спину взволнованный голос.
Машина, грузовик... Бред какой-то.
— Чего ещё?
— Можно я с вами? — выпалил он, машинально положив кисть на рукоять приличных размеров ножа.
Огнестрельное оружие помощнику дежурного не положено, молод он ещё, ему целый год разрешения ждать. И не факт, что сразу получит, огнестрела в гарнизоне по-прежнему критически мало. Молодые кандидаты на постоянную боевую службу обычно начинают с арбалетов.
— Нельзя. Отвлекаешь.
Грузовик? Нет, не верю, какое-то палево. Но мчаться надо, там разберёмся.
— Ну, дядь Денис... — заканючил он.
— Слушай! — озарило меня. Оказывается, именно его-то мне и не хватало! — Кирилл, слышь, будь другом! Видишь бифштексы? Хватай тарелку, отнеси её в мою келью. Поверь, это очень важно.
— А как же...
— Отставить мямлить, боец, выполнять! — рявкнул я уже от входа в пищеблок. — Потом доложишь!
— Есть! — откликнулся помдеж неожиданно повеселевшим голосом.
На первой, ближней к боевому полю вышке уже тусовались трое решительных людей: Игорёня, как старший караульной смены, ещё один караульный, при заступлении на пост автоматически превращающийся в часового, и вездесущий Спика.
— Что там? — спросил я у всех сразу, доставая из футляра бинокуляр.
— Враг застрял, — с оптимизмом доложил Игорь.
— Ага, уже четвёртый раз глину гребут, — хмыкнул Спика. — Поначалу-то они лихо шли, отважно. Потом начали умнеть. Так что теперь всё происходит вяло, никакой тебе динамики.
Действительно, гости застряли. В оптику был виден бортовой ГАЗ-53 с кузовом зелёного цвета, уткнувшийся в очередную яму, и два человека, активно занимающихся вызволением грузовика из плена с помощью досок и лопат. Ещё один находился в кабине.
— Дороги не знают, лохопеды, — пояснил Игорёня. — Они же на спасы не ездят, правильных троп не ведают.
Не знают. Им бы левее взять, а они рванули по самому краю полигона. Места там гиблые, буераки, яма на яме, даже пешком непросто передвигаться.
— И это хорошо, что не знают! — со знанием дела вставил Спика. — Значит, это не вольняшки-беспредельщики, которых мы от баррелей отгоняем!
— Пулемёт на второй вышке?
— Ага.
— Кстати, Игорь, а с чего все решили, что это враги?
— Ну, а кто тогда, День? — удивился тот. — Когда это к нам с запада друзья приходили?
— Логично. Ладно, парни, не расслабляемся, внимательно наблюдаем, фиксируем любое шевеление. Втроём такие гарнизоны не атакуют. Если это наскок, то должны быть и другие группы.
Парни кивнули.
Хм-м, надо же... Впервые вижу на Жестянке живой грузовик. До этого момента самой тяжёлой автотехникой русского анклава являлся наш «уазик».