Тони двинулся дальше по коридору. Из своего небольшого знания египтологии он знал, что не все боги были злобными, подобно Сету. И Осирис, и Амон Ра относились к людям благожелательно, также как на самом-то деле и Исида. Наверное, вначале вся религия была доброй и стала упадочной и выродившейся с ходом веков в этом сокрытом мире-пещере. Явная параллель с сатанизмом…
И все же вопрос заключался не в суеверии. Речь шла о логике и науке, о холодных фактах, в которых и коренилась расовая мифология. За завесой так называемой «магии» скрывалась чуждая и мощная культура, рожденная в Атлантиде задолго до того, как в Шумере поднялся Ур, а на Тигре и Евфрате — Аккад.
Тони шел все дальше и дальше, и нем все росло холодное беспокойство. Никто не появлялся и не преграждал ему путь. Он не раз поглядывал на карбоновый пистолет, но оказался не готов к тому, что под ним провалился пол, и он, корчась и извиваясь, упал в темноту.
Он тяжело рухнул на твердую поверхность и, крякнув и выругавшись, упал ничком. Прежде чем он смог подняться, Тони почувствовал на себе тяжесть мускулистых тел. Сковываемый темнотой, он упрямо продолжал драться, но пистолет у него вырвали чуть ли не в самом начале схватки. Тьма тут стояла не кромешная; присутствовало какое-то смутное свечение, но глаза Тони — в отличие от зрения его врагов — к нему еще не привыкли.
Наконец он оказался распростерт на полу, где его держали в неподвижности крепкие руки.
Глухой голос пробормотал какой-то приказ. Свет стал поярче. Тони зажмурился, уставившись вверх из своего положения на полу. И обнаружил, что находится в какой-то голой камере, с зарешеченной дверью в одной из стен. Держали его пятеро сильных мускулистых коптов… но Тони почти сразу же увидел, что никакие это не копты. На лицах у них отсутствовала свойственная этой расе подземных горняков печать вырождения. Они выглядели жестокими, а не глупыми. Жестокими… а также надменными, гордыми! Гордыми от знания о культуре, уходящей в непроницаемую дымку утраченной древности.
Один из этих людей стоял у стены — и это был настоящий великан с короткой бородой-лопатой, с ниспадающими вокруг его лица мягкими, глянцево-черными, слегка завивающимися волосами. Он отличался той же красотой, что и лезвие прекрасного клинка, прочного и смертоносного, и его крючковатый нос изгибался словно шамшер[9]. Светло-голубые глаза, не мигая, глядели на Тони…
— Я — Тутмос, — представился он на не совсем безупречном английском. Тони не мог подавить легкого движения, и голубые глаза сузились, но жрец всего лишь улыбнулся.
— Ты меня знаешь? Это странно. Наверное, ты говорил с… Осирисом!
Он кивнул жрецам, и те ослабили захват рук. Легионер вскочил на ноги, но не сделал ни единого враждебного движения и молча стоял, глядя на Тутмоса.
Атлант огладил бороду.
— Ты мудр. Это помещение будет твоей тюрьмой, и, если ты не причинишь никаких неприятностей, то какое-то время поживешь. Мы не убиваем без необходимости.
— Всего лишь девять десятых мирового населения, — мягко уточнил Тони.
— А это, — улыбнулся Тутмос, — как раз необходимо. Нас всего горстка против миллиардов. Даже та мощь, какую мы восстановим, вновь подняв Атлантиду, не даст нам возможности завоевать Землю — если Земля не будет и без того почти завоевана, с ее морскими, воздушными флотами и вооружениями, уничтоженными катаклизмами.
— Вы действительно ожидаете, будто вам удастся создать вторую Луну? — В голосе Тони звучал откровенный скептицизм. Но жрец нисколько не обиделся.
— Да. Такое однажды уже проделали. Ту машину, которая создала Луну, построили в Атлантиде, и мы здесь построили дубликат. На это потребовались целые века, но ее наконец закончили. Она покоится в сердце этой пирамиды — и она уже работает.
— Работает? — Тони невольно огляделся по сторонам. — Я что-то не…
— Здесь и сейчас ты, конечно же, ничего не чувствуешь. Позже, может, и почувствуешь, хотя в Алу мы в безопасности. Машина задает вибрацию и разрыв молекулярных связей в определенном слое земной коры под Европой, и интенсивность этой вибрации будет постепенно увеличиваться — пока Европа буквально не распадется от этой тряски на куски. Через неделю или даже раньше произойдет заключительный катаклизм. Европа исчезнет, оставив на месте себя бездну, в которую схлынут воды Атлантики. И Атлантида восстанет вновь!