Я не смельчак. Я уже ходил этой походкой в этом городе и раньше. Она так тяжела, эта походка. Ты — младенец, и земное тяготение все еще тянет тебя вниз под неожиданными углами. Ты пьян в стельку, но пытаешься убедить какого-то констебля в том, что трезв. Ты трусишь под артобстрелом. Ты — бессильный астматик, вдыхающий воздух крошечными глоточками, почти тайком. Тебя тошнит от страха, терзающего подобно раковой опухоли. От этой опухоли не поможет никакой морфий, только храбрость. Никакой морфий.
Шаг левой, шаг правой, шаг левой, шаг правой… я иду к своему фургону. Иду, пытаясь не показать им своей слабости.
— Иди-иди, — кричит мне вслед один из них. — Но об ананасе колечками и думать забудь.
— И о свекле, — кричит Двейн.
— Ты на чужой территории, мудила. Или ты чего-то не понял? — кричит третий.
Долг — вот главная причина их ненависти ко мне. В глубине сознания — там, где мысль существует на уровне завихрений интуиции, где ее невозможно поймать, и удержать, и оформить словами, они ощущают свой долг передо мной с каждым шагом, который они делают. Инстинктивно они понимают, что все, чем они обладают, является производным от того, чем не обладают черные. И осознание этого долга помогает им ненавидеть с такой легкостью. Мы все только и мечтаем о том, чтобы на наших кредиторов обрушилась Кара Господня. Они ненавидят черномазых по той же причине, по которой ненавидят банки.
Шаг левой, шаг правой, шаг левой, шаг правой. Уже сидя в «КОЗИНС И КОМПАНИИ», я оглядываюсь на Двейна и его дружков, которые все еще стоят у входа. Теперь они смеются. Байкер с профилем североамериканского индейца-воина на бицепсе лезет в кювет и запускает ногой банку в моем направлении. Фонтан свеклы разлетается во все стороны, забрызгав штанину его линялых джинсов. Он брезгливо морщит губы и чертыхается. Двейн и третий байкер хохочут и тычут в него пальцами.
Пока я еду по городу, со страхом происходит обычная химическая реакция, превращающая его в злость, так что я готов ненавидеть каждого встречного.
На выезде из города я миную построенный из красного кирпича бейсбольный стадион, где раньше располагались отцовские «Грузобъединенные Нации». Здесь, вдали от Мельбурна, он объединил крупнейших производителей грузовиков со всего мира на одной стоянке, чтобы торговать ими в мирной гармонии, бок о бок. И здесь, на самом краю света, эти торговцы грузовиками и впрямь достигли какого-то подобия разрядки. Сбросили попугайские предвзятости, отказались, возможно, от привитых им культурой предрассудков и признались друг другу как на духу, что ни у кого из них нет эволюционного превосходства перед другими и что не существует какой-то такой особой разницы между их турбонаддувами, и их электронными впрысками, и их женщинами, и их дисковыми тормозами, и их инженерами-конструкторами.
И под этим навесом из шифера с розовой неоновой надписью «ГРУЗОБЪЕДИНЕННЫЕ НАЦИИ» над входом, на площадке черного асфальта, они порой даже отвечали на адресованные коллегам звонки и давали потенциальным клиентам, можно сказать, лестные отзывы на последние модели своих конкурентов. И покупатели грузовиков приезжали издалека, чтобы посмотреть на грузовики со всего мира, выставленные на продажу бок о бок. И мой гениальный отец получал десять процентов с каждой сделки, которая совершалась благодаря такому беспрецедентному панибратству. Когда я был маленьким, он не раз говорил мне, что для полета человека на Марс достаточно одного: долгого и крепкого мира.
Это продолжалось всего десяток лет. До тех пор, пока об этом не разнюхали в Стокгольме, и в Детройте, и в Токио, и в Лондоне, да и в Берлине тоже. И на этом грандиозному социоэкономическому эксперименту по гармонизации межнациональных отношений и максимизации прибылей, каким являлись «Грузобъединенные Нации», пришел конец. Картель, который мой отец создал вдали от бдительных взглядов Советов Директоров с целью развивать торговлю грузовиками, попутно содействуя сближению рас и народов, распался на части. Эти далекие Советы Директоров растащили его на пять независимых и конкурирующих дилерских компаний, подвергающих взаимному сомнению замысловатые системы электронного впрыска друг друга, и шепелявые турбонагнетатели друг друга, и широкобедрых женщин друг друга, и пульсирующие дисковые тормоза друг друга, и близоруких инженеров-конструкторов друг друга. Впрочем, к этому времени отец разбогател на этой рискованной кооперации. Можно сказать, нажился на мире.