— Добро пожаловать в клуб, — говорю я ему.
Обед, выложенный нам на тарелки, напоминает тщательно воспроизведенную катастрофу — из тех, что выкладывают в здоровенных складских помещениях эксперты по авиационной безопасности в попытках понять, почему этот «семьсот сорок седьмой» грохнулся на землю. Все обломки налицо. Картошка, сделавшаяся одновременно прозрачной, и почерневшей, и безобразно искрошенной, когда ее соскребали с противня лопаткой. Пирамидка почерневших чесночных зубцов. Корявые ломти серой баранины. Обгоревшие палочки розмарина. Морковь так и вовсе превратилась в резаные и сушеные тигровые пенисы из аптеки нетрадиционной медицины. Черная щетина нарду. Короче, наглядные свидетельства нарушения нашего вечернего распорядка, каковым стал дружеский звонок старшего сержанта Бёрроуза.
Мятный соус, решаем мы. Мятный соус и хорошая доза спиртного — вот что может спасти наш обед. Превратит его в настоящий пир.
По правде говоря, верно и то и другое.
Ранним утром я поднимаюсь и в одиночку иду через лес. Сквозь темный, пропитанный запахом ила воздух к реке. Я спускаюсь к воде, еще подернутой утренней дымкой, под истошные вопли просыпающихся птиц.
Я отвязываю донки, и сматываю их, и выбрасываю нетронутую приманку обратно в реку. Потом отвязываю первую стопроцентно верную сеть и, скидывая ее на дно ялика, плыву к противоположному концу. Потом проделываю это со второй стопроцентно верной сетью. И не получаю в результате ни единой рыбины. Ни трески, ни желтопузика, ни заветного карпа. Все потому, что наши технологии мертвы. Наши методы устарели. Бал правит новый человек с эхолотом.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Слепой
Конец октября. Визг моего мобильника застает меня на верхней ступеньке моей стремянки на Смит-стрит в Коллингвуде. Я наношу последние штрихи на морду правого пристяжного оленя из упряжки Санта-Клауса на витрине магазина женской одежды под названием «Вдохновленное Вдохновение». «ТЫ НЕ МОЖЕШЬ… НЕ ОБРАЩАТЬ НА МЕНЯ ВНИМАНИЯ».
— М-м-м-м… алло? — отзываюсь я.
— Мистер Хантер Карлион?
— На проводе.
— Мистер Карлион, меня зовут Дороти Гривз. Я президент местного, штата Виктория, Комитета по проведению конкурса на лучший национальный флаг.
Я хватаюсь рукой за верх стремянки.
— Ах, да. Я участвовал в вашем конкурсе.
— И не просто участвовали, мистер Карлион. Мне доставляет большое удовольствие сообщить вам, что наша группа экспертов отобрала вашу работу для участия в финале. — Судя по голосу этой Дороти Гривз, информация эта и вправду доставляет ей удовольствие. Она делает паузу, чтобы услышать мою аналогичную реакцию. — Ну и что вы на это скажете, мистер Карлион? — не терпится узнать ей.
— Фантастика какая-то. Просто здорово. Ушам своим не верю. Я еще никогда нигде не выигрывал.
— Ну, вы пока что еще не выиграли, мистер Карлион, хотя лично я считаю, что ваше предложение выделяется из остальных, так что у него максимум преимуществ при прохождении следующих этапов отбора. Мне кажется, ваша необычная наследственность как нельзя лучше проявилась в работе.
— Откуда вам про нее известно? В смысле, про необычную наследственность?
— Ну, мистер Карлион, мы позвонили кое-куда, чтобы знать наверняка, что наши финалисты не гангстеры, не террористы или что-нибудь в этом роде. И, признаюсь, меня потрясло то, что вы смешанного происхождения. Мне кажется, это просто замечательно. Ну, конечно, если бы вы были просто белый, это тоже было бы замечательно. Но смешанное происхождение… это правда замечательно. Мы рады, что в конкурсе принимают участие чернокожие австралийцы.
— Ну, я всего лишь один отдельно взятый чернокожий. Я не все чернокожие австралийцы. Я ведь не от клана или племени выступаю. И потом, черный я не всегда. Только в отдельных местах.
— Но ваша идея поместить на флаг географический символ действительно гениальна. И потом, вы это сделали чисто по-дизайнерски: мазок, символ — и в то же время реальный объект. Мне ужасно нравится.
— Ну, да… спасибо. Мне и самому кажется, эта скала значит очень много.
— Совершенно с вами согласна. Абсолютно. Совершенно согласна, — говорит она.
Я прикидываю, не сказать ли ей, что скала означает в значительной степени только то, что гранж-бои и старые развалины не могут сосуществовать вместе как нормальные люди. Впрочем, знаете ли, этакими антропологическими подробностями можно не то что флаг — целые мировые религии пошатнуть.