— Рана заживёт быстро, и я ещё спляшу! — улыбнулся Василевский через силу.
Но приговор врачей был суров: немедленно отправить в Москву!
На другой день генерал армии Толбухин провожал Василевского к самолёту. Обнялись на прощание.
— Александр Михайлович, ты уж меня, чудака, не забывай, ладно? Будешь здоров — дай знать! Фронтовая рана — она не всегда злодейка... А за твою помощь спасибо!
Толбухин задержал в своей руке ладонь Василевского. Она была холодной как лёд.
Прилетел в Москву Василевский под вечер и был удивлён, что его встречал генерал армии Антонов. Увидел он его в иллюминатор на лётном поле, когда «Дуглас», пробежав по земле несколько метров, остановился. Василевский вышел из самолёта, лицо у него было наполовину забинтовано. Он как-то неуклюже подал Антонову руку и грустно спросил:
— Откуда ты узнал?
— В Генштаб звонил генерал армии Толбухин.
— А Сталину он звонил?
— Нет.
«Тогда Верховный ничего не знает», — повеселел Василевский. Сидя в машине, он коротко рассказал Антонову, как его ранило, потом вынул из саквояжа пакет:
— Это отдай товарищу Сталину, когда пойдёшь к нему на доклад по обстановке на фронтах. Если он спросит, где я, скажи, поехал в госпиталь на перевязку. Я сейчас туда еду.
— Хорошо, Александр Михайлович, я всё сделаю, но если вас положат в госпиталь, дайте, пожалуйста, мне знать.
— Ну что там у нас на фронтах? — весело поинтересовался Верховный, когда Антонов вошёл к нему.
— Вам пакет от маршала Василевского...
Сталин раскрыл пакет, в нём — записка и два листа бумаги, исписанные мелким почерком. «Товарищ Сталин, — читал Верховный записку маршала, — направляю вам свои предложения по летней кампании, как вы и потребовали. Извините, что не смог лично прибыть в Кремль: сегодня утром в Севастополе моя машина наскочила на мину, взрывом её разбило, я был ранен. С уважением, маршал Василевский. 10 мая 1944 г.» Свернув записку, Сталин взглянул на Антонова:
— Вы видели своего начальника?
— Я встречал его на лётном поле.
— Куда он ранен?
— У него забинтована голова и почти всё лицо. Он поехал к врачам в госпиталь.
Сталин вызвал Поскрёбышева и распорядился соединить его с начальником Главного военно-санитарного управления генералом Смирновым. Тот был на месте и сразу ответил.
— Товарищ Смирнов, вам известно о ранении маршала Василевского?
— Известно, товарищ Сталин. Мне звонил генерал армии Толбухин из Севастополя. Вам доложить ещё не успел.
— Как самочувствие товарища Василевского?
— Жизнь его вне опасности. Лёгкое ранение головы, лица, левой руки. Я сейчас его осматривал...
Сталин резко снял трубку аппарата ВЧ, позвонил в Севастополь Толбухину. Поинтересовавшись обстановкой на фронте, он спросил:
— Почему мне не доложили о ранении маршала Василевского?
— Он запретил мне это сделать, сказал, что сам вам позвонит.
— Кому вы подчиняетесь, мне или маршалу Василевскому?
— Виноват, — грустно отозвался Толбухин.
Сталин с минуту помолчал, потом сообщил, что в час ночи Москва будет салютовать войскам 4-го Украинского фронта в честь освобождения Севастополя.
— Хорошо вы провели операцию. Объявляю вам благодарность! Надеюсь, что в новых сражениях вы снова проявите свой талант военачальника.
Ранение оказалось лёгким. Василевский полежал три дня дома, отдохнул, набрался сил и, хотя перевязку не снял, вышел на службу.
— Я здоров, Иосиф Виссарионович, и готов трудиться в полную силу, — совсем не по-уставному сказал он.
— По операции «Багратион» сможете дня через два доложить Ставке? — спросил вождь. — Да? Тогда двадцатого мая приглашаю вас и Антонова к себе. Маршалу Жукову я дам знать.