Кальвину надо было осмотреться. Он нагнулся к переговорной трубе и спросил мичмана:
— Захарыч, может, поставить на вахту ещё и краснофлотца Галкина?
— Он температурит, видать, грипп, а может, ещё что, — ответил мичман. И как бы невзначай обронил, что зря он отпустил на берег Саврасова, акустик он опытный и очень помог бы.
— Захарыч, не серчай, — просто сказал Кальвин. — Я и мысли не допускал, что он опоздает на корабль. А он, чёртов художник, подвёл меня!..
Вахтенный радист доложил, что на его имя с берега передали телеграмму. Кальвин попросил зачитать её по телефону, но радист возразил:
— Я хотел бы лично доставить вам её на мостик.
— Что, разучился читать? — усмехнулся Кальвин, хотя в груди отчего-то похолодело. — Ладно, неси...
Листок из рук краснофлотца он взял осторожно, словно боялся уронить. Прочёл — и сердце защемило. Смотрел на листок, а он двоился, ком подступил к горлу. Вышел из рубки на воздух. Небо слезилось. Серо-зелёные волны глухо били в борт корабля, ветер бросал брызги в лицо, тяжёлые солёные капли щипали глаза, но Кальвин этого не чувствовал. Он смотрел на море, а видел перед собой мать и будто наяву слышал её тихий голос: «Сынок, не могу приехать к тебе в гости на вьюжный Север, потому как сердечко шалит. И до слёз больно мне, что не доведётся подержать на руках своего внучка Павлика. Ты уж не серчай. Летом сам приедешь с сыном, уж тогда-то я нарадуюсь внучком». Азар горько вздохнул: «Жаль тебя, мама, видно, не судьба нам с тобой свидеться». Он спрятал телеграмму в карман кителя, запросил пост акустиков:
— Что там у вас?
Услышав в ответ, что горизонт чист и целей нет, Кальвин попросил мичмана поскорее установить контакт с лодкой.
— Понимаешь, Захарыч, меня ждут на берегу... Да нет, не жена и не брат. Надо мне ехать в родные края. Понял, да?..
Ветер немного стих. Море шевелилось как живое, переливалось волнами загадочно и сумрачно, а когда из-за туч выглядывало солнце, оно серебрилось. Но моряки знали, что нередко море обманчиво, поэтому все, кто участвовал в поиске подводного противника, были напряжены до предела. «Только бы не ушла субмарина в шхеры, там её не достать», — тревожился Кальвин. И вдруг резко, как выстрел, прозвучал голос мичмана:
— Слышу шум винтов подводной лодки! Пеленг десять!..
«Ну вот, Азар, тебе выпал ещё один шанс», — сказал себе Кальвин. Он нагнулся к переговорной трубе и спросил мичмана:
— Захарыч, ты не напутал?
— Ошибочки как таковой товарищ командир, не имеется! — зычно отозвался Романов.
Взглянув на карту, на которой штурман вёл прокладку курса вражеской лодки по данным акустика, Кальвин понял: у мыса она повернула вправо. Там, у камней, есть впадина, возможно, лодка решила форсировать её и уйти узкостью? Только не это! Азар приказал увеличить ход до полного. Едва корабль зарылся носом в бурлящую пенистую воду, как мичман громко доложил:
— Есть контакт, товарищ командир!..
Кальвин лёг на боевой курс и отдал приказ:
— Атака подводной лодки!..
Краснофлотцы стали сноровисто сбрасывать с кормы корабля глубинные бомбы, они глухо взрывались, поднимая кверху столбы воды.
— Справа плавающий предмет! — прокричал вахтенный сигнальщик.
Корабль развернулся и подошёл ближе к незнакомому предмету. На воде качались два пробковых матраса, а чуть дальше от них чернело большое масляное пятно.
— Капут субмарине! — воскликнул Кальвин. — Долго же она, стерва, нас водила за нос, но мы всё же накрыли её!
Он вошёл в рубку и на листке бумаги написал донесение командующему флотом: «В 14.25 уничтожил немецкую подводную лодку южнее мыса Сеть-Наволок. Жду ваших указаний. Кальвин».
— Срочно передать в штаб флота! — приказал Азар радисту, вызвав его на ходовой мостик.
Ответ из штаба флота пришёл быстро, чего Кальвин никак не ожидал.
«Командиру «Жгучего». Возвращайтесь в базу. Комфлот».
Азар вышел из рубки. Справа показался скалистый берег. Угрюмые сопки родными сёстрами стояли в ряд и отвесно, как застывшие богатыри. А далеко за сопками — бухта, где базировались корабли. Ещё полчаса ходу, и «Жгучий» встанет у своего причала. Теперь Кальвина мучила совесть: перед выходом в море он не доложил комбригу о том, что с берега не вернулся краснофлотец Саврасов.
«Жгучий» наконец ошвартовался, и на причал подали сходню. По ней на корабль поднялся Саврасов. Он подошёл к командиру и, приложив руку к головному убору, доложил: