В кабинет вошёл Берия. Кивком головы он поздоровался с Василевским.
— Почему ты не был на заседании? — строго спросил Сталин.
— Не смог я, Коба... — тихо обронил Берия и посмотрел в сторону Василевского, давая понять вождю, что не может говорить при нём. Но тот ещё строже повторил свой вопрос. Берия разжал губы:
— Вёл тяжёлый допрос на Лубянке того типа, о котором вы говорили.
— Ты что, следователь? — едва не выругался вождь.
— Поневоле приходится, арестованных много, а опытных следователей не хватает...
Василевскому неудобно было слышать это, и он встал.
— Разрешите мне идти?
Но Сталин никак не отреагировал на его просьбу. А Берия подошёл к нему совсем близко и назвал фамилию арестованного «типа», но Василевский её не разобрал, зато услышал, как Сталин сказал:
— Долго же ты с этой контрой возишься! Либералом ты стал, Лаврентий!.. Ладно, иди. Я занят.
Берия постоял, постоял, потом повернулся и вышел.
— У меня вопрос к вам, товарищ Василевский. — Сталин сел в мягкое кресло. — Кто такой полковник Кальвин?
Неспроста завёл этот разговор Сталин, и Василевский насторожился.
— Друг детства, — сдержанно ответил он. — Выросли с ним в одном селе, учились в одной школе, воевали в Гражданскую в одном полку. В двадцатом в бою с белогвардейцами на Западном фронте он спас мне жизнь...
— Острое перо у вашего друга, — усмехнулся в усы Сталин. — Написал о Ворошилове так, что у меня защемило на душе. Оказывается, у Ворошилова нет недостатков, он чист, как лист бумаги! Но это же не так! Надо готовить Красную Армию к войне, а он всё ещё лихо размахивает шашкой, считает, что кавалерия по-прежнему гроза для врагов. Ему подпевает маршал Семён Будённый. — Сталин взял со стола трубку и закурил. — Ваш друг не избежал ошибок в оценке деятельности наркома обороны.
— Я бы и сам не стал его критиковать, — признался Василевский.
— Почему? — Сталин хмуро зыркнул на него.
— Ворошилов — член Политбюро, а я кто? Работник Генштаба, и только.
— Вы заблуждаетесь! — одёрнул его Сталин. — Именно работнику Генштаба и надо поправлять таких горе-вояк, как Ворошилов!..
Вернулся к себе Василевский в раздумьях.
— Где ты был? — набросился на него Ватутин. — Давно тебя ждут!
— Товарищ Сталин задержал меня...
— Понятно, — пробурчал Ватутин. — Мерецков объяснил, как мы будем дорабатывать документ. Тебе — писать основу, я буду вести дело с Наркоматом путей сообщения, а генерал Малинин и его подопечные займутся справочной работой. Ты всё понял?
Трое суток, которые дал им Мерецков для доработки плана, пролетели быстро. Василевский оторвался от бумаг — наконец-то с его плеч свалился тяжёлый груз! И когда в начале октября нарком Тимошенко и начальник Генштаба генерал армии Мерецков вновь были в Кремле, Сталин остался доволен отработанным планом.
— Теперь сделали так, как надо. — Он зацепил взглядом Тимошенко. — Если Гитлер всё же решится напасть на Советский Союз, его танки появятся не в центре западного направления, а на юго-западе!
Нарком Тимошенко промолчал, хотя мнения вождя не разделял.
Корабль стоял у причала, слегка покачиваясь на воде, его швартовы скрипели, словно рядом кто-то ломал сухой хворост. Скупо грело полярное солнце, вода в бухте, зажатой с трёх сторон причудливой формы скалами, была тёмно-зелёной, как изумруд. Море сияло холодной ослепительной голубизной.
«Только бы шторма не было», — подумал капитан 3-го ранга Азар Кальвин, кряжистый, с открытым и добродушным лицом. Он разложил в каюте на столе оперативную карту Баренцева моря и вместе со штурманом изучал подходы к шхерам. Неожиданно ему позвонил комбриг из штаба бригады.
— Азар Петрович, чем занимаешься? — спросил он.
— Пока нет приказа на выход в море, решил ещё раз проанализировать обстановку в районе учений. Вы же сами говорили, что командиру надо уметь предвидеть ситуацию, которая может сложиться в море, — объяснил Кальвин.
— Так-так... А ты не забыл, как в январе мы проводили скрытую заградительную операцию по постановке мин на случай войны?
Кальвин ответил, что тот поход тяжким камнем лёг ему на душу. Тогда «Жгучий» шёл между двумя тихоходными кораблями — минным заградителем «Мурман» и сторожевиком «Прилив», — и пришлось всю ночь простоять на ходовом мостике, то уменьшая, то увеличивая эсминцу ход, постоянно рискуя у шхер сбиться с курса во время снежной бури. Но корабль всё же поставил мины быстро и скрытно.