— Я был первым, кто стал здесь дежурить, — рассказывал пожилой. После разгрома я пришел сюда, чтобы собрать букеты, вернуть на место фотографии, зажечь свечи и стереть гнусные надписи. Я защитил героя своим телом, закрыл собой кровоточащую рану, и монумент выжил! Сколько раз я гонял отсюда провокаторов… Сколько раз я в одиночку противостоял «Гормосту», гонял отсюда «Ваших», «Наших», «Идущих вместе и порознь» и прочих кремлядей. Не дай бог тебе при этом присутствовать!
— И часто такое… ээ… происходит? — озадачился молодой активист.
— Ну как… Периодически. Сегодня ночью может быть вполне!
— Откуда вы знаете?
— Всегда возможно. В каждую ночь возможен наезд.
Молодой задумался. Треща поломанным мотором, мимо протарахтела машина, послышался женский визг, залаяла собака, но все быстро успокоилось.
— Я тут второй раз, — заговорил он, — в прошлый раз я дежурил с утра, пришла журналистка, вроде из Швеции, прекрасно разговаривала по-русски, хотя и с акцентом. Спрашивала, зачем мы тут находимся, до каких пор намереваемся стоять. Я ей ответил: будем стоять, пока власти не поставят официальный монумент, памятник и табличку. А она такая: я слышала, что погибший оставил огромное наследство, что вы про это думаете? Я не знал, что ответить, сказал что ничего про это не знаю.
— Это провокаторы! — возбудившись, старик вскочил на ноги и сорвался на визгливый фальцет — Они повсюду! Даже среди иностранных журналистов они встречаются: контора не спит, вербует пачками. Ты никогда не знаешь, кто перед тобой. А я их за километр чую! Чай не первый год в правозащитном движении! Ребенком, вместе с матерью, я часто сиживал в гостях у близкой подруги и сподвижницы Андрея Дмитриевича Сахарова Эллы Леонидовны Слуцкой. Это была чудесная семья — там все сидели! Все прошли через ГУЛАГ — мать сгинула в лагерях, сама Элла Леонидовна осуждена как ЧСИР и даже дочь ее Марина родилась в концлагере под Пермью. По вечерам, в изолированной комнате с пятислойными обоями, мы слушали BBC и «Голос Америки» по транзистору, а уж Солженицын там как ходил, как ходил! В самиздате, тамиздате и лично переписанный изящной ручкой Танюши — машинистки из особого отдела. Тонкие листы папиросной бумаги мы читали молча, потому что у стен есть уши… — он наклонился близко-близко к уху собеседника — Я хочу дать тебе совет, ты еще совсем зелен, многого не понимаешь, но этот совет может тебе пригодиться…
Молодой человек подставил ухо в знак внимания, как вдруг пилой завизжал мобильный. Жилистой рукой старик достал из кармана надрывающийся аппарат. Голос в трубке был настойчив и требователен.
— Тихо, тихо, — перебил старик и вдруг сорвался на крик. — Это не телефонный разговор. Меня могут услышать! Поговорим при встрече!
Отдышавшись, продолжил:
— Это был прекрасный дом, чудесная семья. Каждое утро мы начинали с BBC, либо с «Голоса Америки»! Транзистор мы слушали в бункере с двойной обивкой! По ночам мы читали «Архипелаг ГУЛАГ». А когда развалился СССР и Берлинская стена пала, сколько было счастья! Мы упивались свободой, черпали ее ладонями, глотали кружками и чайниками. Но недолго музыка играла, недолго пел аккордеон… Эти монстры из КГБ снова прибрали власть к рукам. Да они ее и не теряли никогда. Они сами организовали перестройку, чтобы нагнать отставание от цивилизованного мира, а гласность доложили, как индийский чай к продуктовому набору. Красной номенклатуре нужны были технологии! И как только они их получили — сразу вновь закрутили гайки. Как были чекисты у власти, так и остались! В 80-х коммунистическая партия еще представляла им оппозицию, а как приказала долго жить, не осталось других хозяев. Чекисты бессменно правят Россией с 17-го года! Я помню как они сопротивлялись сносу истукана с Лубянки! Но мы их заставили! Я лично был в организационном комитете! Знаешь, — он перешел на шепот, — У главного, в кабинете, до сих пор висит портрет Дзержинского. Но чтобы никто не видел, висит он лицом к стене!
Он повернулся к Кремлю и, подняв кулак, окинул проклятые башни полыхающим ненавистью взглядом. — Минет еще ваш век…
Дефолт
С утра Саша собрался сходить в экспо-центр на ярмарку мобильных устройств двенадцатого поколения, но жизнь приготовила сюрприз: «Правительство Российской Федерации объявляет технический дефолт по государственным облигациям РФ и отказ от удержания курса рубля в рамках валютного коридора», — просто и незамысловато, но при этом оглушающе, звучало официальное сообщение ТАСС. Значит, все эти бесчисленные фонды: национального благосостояния, стабилизационный, нефтегазовый сберегательный и другие, с неслыханными миллиардами, оказались пустышками? Сообщения Минфина — фейком? Как только цена на нефть опустилась ниже 20 баксов — сразу дефолт? Это слово звучало страшно. Напоминало о голодном 98-м — после смерти отца им пришлось переехать в деревню, единственным источником дохода оставалась их городская квартира. Сами они пололи картоху, сажали моркву и окучивали репу. Саша ходил в деревенскую школу, где нередко получал по щам, за то что «городской».
«Надо срочно забрать деньги из банка!», — выбежал Саша из дому. По дороге он чуть не сбил пожилую женщину в венке из кладбищенских грязных цветов с плакатиком: «Русские люди! Покайтесь за преступления коммунистов!» Обогнув блаженную, он помчался вперед: все банкоматы были сломаны, либо красноречиво свидетельствовали: «денег нет», вокруг них угрюмо бродили люди, стуча палками. Электронные табло обменников застыли мертвыми дощечками. На двери отделения Сбербанка висело красноречивое: «В связи с повышенным спросом на наличные средства сегодня банк работать не будет!» Люди толпились, ругались и спорили. К одному из банкоматов вытянулась длинная очередь, и Саша без промедления рванул в ее конец, пристроившись за стариком в папахе. За ним встал вояка в камуфляже. Очередь трещала и побулькивала, но двигалась. После каждого счастливчика, которому удавалось вытащить из машинки свои кровные, по всему изнывающему от жажды денег человеческому удаву проносился вздох облегчения — «Дает!» «Только бы на меня хватило,» — молился Саша. На эти скромные средства он намеревался свозить Симу в Барселону. Если она вернется, конечно.
— Ох помру скоро, лекарства американские запретили! — простонал старичок.
— Скоро и выезд запретят! — подлил масла в огонь кто-то.
— Да и выезжать будет некому, в Новокузнецке еще один ТЦ сгорел вчерась, — не успокаивались страждущие.
Саша открыл интернет: в сети набирала обороты истерика. «Доллар по 500!», «Кабздец Рашке-говняшке» и «Спасайтесь, кто может!» — были самые спокойные комментарии, из тех, что попались Саше на глаза. Между тем его очередь почти подошла. Старик перед ним так долго возился с чудо-машиной, что стоящие сзади уже подгоняли его — давай, дед, скорее, жги! Но тот лишь дрожащим пальцем указал на мертвую надпись — «Наличные средства закончились. Обратитесь в отделение». «Закончилось!» — исполненный отчаяния крик пронесся по очереди.
— Это ж, право, кошмар какой-то… — причитал дед, оседая.
— Это тетка в шубе все забрала, сейчас догоню суку! — почему-то решил военный и бросился наутек. Саша опупело глядел на массивный рекламный щит на стене здания напротив банка: по нему шла реклама «Вискас», на экране играли котики. Они плотоядно поедали черные рассыпчатые хлопья. Внезапно хлопья на экране ожили, превратившись в жирных черных опарышей, а рыжий кот ощерился нехорошей ухмылкой. Сашу передернуло: на месте кошачьей мордочки образовалась тигриная харя. Над ней светился золотой конус.
Битва на мосту
Ярко сияли звезды на Кремлевских башнях.
— Кстати, как тебя зовут? — внезапно обратился пожилой к молодому человеку.
— Петр, — отозвался тот.
— А я Эрнест. Эрнест Никодимович. Будем знакомы. Откуда будешь, Петр?
— Я из Питера.
— О! Питер я очень люблю, — обрадовался старик. — 30 лет назад я там жил, ходил в рок-клуб, бывал в «Сайгоне». Какие люди там собирались! Одних уж нет, а те далече! Какими судьбами в Москве?