— К ребятам приехал из главного штаба «Справедливости». У нас в Питере слабо развит политический активизм, не то что здесь, все бурлит! Друзья меня пригласили сюда, на мост, помочь в дежурствах, заткнуть дыры.
— Когда домой?
— Да уж завтра, утренним поездом.
— Петр, — Эрнест конспиративно понизил голос, с опаской поглядывая на Кремль, — Говорят, у вас в Питере… Было ЭТО! Ты в курсе?
— Что? — переспросил Петр, догадываясь, о чем речь.
— Ну, атака… ядерная?
— Да, было, да! — возбудился молодой человек, — Я дома сидел, а тут… Я подумал — все, война началась. Смотрю на часы — а они 12 ночи показывают, хоть и времени середина дня. До метро мне ехать долго, где это бомбоубежище, один черт знает, я стал Богу молиться, хоть и атеист! Мне потом рассказали: куча народу погибло — кого раздавили, кто от инфаркта окочурился, многие до сих пор в больницах. Через пятнадцать минут все закончилось, но что там стряслось — никто не знает! Остается только гадать!
— Это точно, — вздохнул старик. — Я сам не видел, но мне доложили достоверные источники — сотни человек похоронены на разных кладбищах, чтобы следы замести! Власти все замалчивают — делают вид, что ничего не произошло! Даже на «Свободе» и BBC — молчок. Кремль их тоже купил! Многие и вовсе не верят, но я-то знаю, как было дело! — он перешел на шепот. — Это все искажения в брамфатуре! Чудовище проснулось! Шшшш… Оно еще преподнесет нам сюрпризы. Ты вообще об ЭТОМ не распространяйся: говорят, с теми, кто об ЭТОМ болтает, нехорошие вещи случаются!
Оба многозначительно замолчали, а Петр с удивлением взглянул на старикана.
— Знаешь, Петр, — его голос заиграл деловыми обертонами. — У меня в Питере племянник живет. Сашей зовут. Аполитичный как слон, бизнесом бредит. Но власть дюже не любит! Может, ты с ним встретишься, поговоришь? Ему, вероятно, будет интересно, может он поучаствует в акциях… или поможет с рекламой — он очень в этом хорош!
— Можно попробовать, — согласился Петр.
— Да уж попробуй, попробуй. Номер запиши… — Старик подслеповато полез в сумку нащупывая телефон или записную книжку. — Я ничего не вижу! Очки, где мои очки? — запричитал он. — Петр, ты не видел моих очков? Я пришел сюда в очках, а теперь их нет. Такие крупные, в роговой оправе, левая линза треснута.
Петр в растерянности огляделся вокруг.
— Может в карманах, — предположил он.
Старик стал лихорадочно рыться в карманах куртки, брюк, рубашки. Очков нигде не было, они бесславно сгинули.
— Черная дыра затянула! — разочарованно протянул он. — Вечно, вечно эта дыра, этот вселенский анус, заглатывает мои вещи, ощущения, мысли… Она здесь, совсем рядом, но мы ее не замечаем. Только временами, — когда бесследно исчезают вещи! — она дает о себе знать. Очки! Только что они сидели мирно на моем носу, радовали хрусталик кристальной точностью изображения — и нет уже их. Все потому, что мир наш не рационален, искажен как кривая Безье в Гильбертовом пространстве. Убежденный в постоянстве бытия ты просыпаешься с утра, драишь зубы, спускаешься в метро, работаешь до белого каления, усталый, но довольный возвращаешься домой. Все лишь до тех пор, пока не упадешь в дыру, не утонешь в мутном хаосе коллективного подсознания. Ты, наверное, думаешь, я сумасшедший? Совсем нет, многие великие мира сего знали об этом: Льюис Кэрролл описал все в мельчайших подробностях: помнишь, как Алиса, надышавшись холотропки, падает в кроличью нору и попадает в искривление пространственно-временного континуума? Об ее приключениях ты наверняка наслышан с детства? — он вопросительно посмотрел на собеседника. Тот утвердительно кивнул.
— В таком случае ты знаешь, чем там закончилось — ей удалось оттуда выбраться. Но не всем удается! Теоретически существование альтернативной реальности, существующей бок о бок с нашей доказал в 30-м году австрийский немец Курт Гёдель в теореме о неполноте. Он на пальцах, — старик продемонстрировал свои крючковатые, крепкие пальцы, — доказал, что в каждой с виду непротиворечивой системе, каковой мнится наш мир, содержится иррациональное, не выводимое и недоказуемое зерно. Возьмем математику. Думаешь, дважды два всегда четыре? — разошелся старик, переходя на крик. — Как бы не так! То есть чаще всего, конечно, четыре, да. Но бывает и пять! И шесть! Даже семь бывает. Все возможно! Как об этом говорил поэт, — он прытко вскочил на постамент:
По мере чтения его голос становился все мощнее, а на последней строчке и вовсе сорвался в патетический рев.
— Артист! — восхитился молодой.
Старик так увлекся декламацией, что не заметил, как двое верзил, в ярко красных пуховиках с надписью «RUSSIA», выросшие, будто из-под земли, на другом конце цветочной аллеи, принялись громить мемориал — пинать букеты с цветами, топтать портреты героя, разбрасывать и тушить свечи. Первым заметил их Петр и бросился наперерез: — Что вы делаете? Остановитесь немедленно!
Но те не спешили слушаться — не обращая ни малейшего внимания на молодого человека они продолжили погром. В руках у одного возник брусок арматуры, у другого цепь. Он орудовал ей как кистенем.
Эрнест прервался и перевел взгляд на источник шума. Он сразу все понял. Глаза его налились кровью.
— Это провокаторы! — заревел он, резво спрыгнув с постамента, и решительно побежал к молодчикам. Тараном налетел он на мужика с ломом, сшиб его с ног и вырвал у него металлический прут. Теперь ситуация перевернулась — вандалы оказались в невыгодном положении. Еле увернувшись от удара, обезоруженный молодчик зачесал в направлении Красной площади, крикнув приятелю: «Эй, сваливаем, этот ненормальный и убить может!» Тот кинулся вслед и оба они задали такого драпака, что пятки сверкали, а старик припустил за ними. Впрочем, вскоре он выдохся и остановился, тяжело дыша: его мощная грудь так и ходила ходуном, из глотки вырывался клекот. Сплюнув сквозь зубы Эрнест повернул назад. Большая часть ансамбля была разрушена. Россыпью валялись разбитые горшки, горько плакали растоптанные растения, искоса смотрели разорванные портреты. Оскверненный мемориал выглядел печально.
— Чего стоишь, помогай давай! — прикрикнул старик на Петра, застывшего как столб, в растерянности от происходящего. Тот вздрогнул, очнулся и принялся суетливо и беспорядочно помогать Эрнесту приводить все в порядок — расставлять по местам горшочки и бутылочки, возвращать на место картины и лозунги. Самый крупный рисунок, тщательно прорисованный тушью, изображавший героя со взглядом, исполненным тревоги за судьбу страны, оказался разорванным напополам. Его пришлось склеить скотчем, нашедшимся на самом дне бездонной сумки старика, ветхой и поношенной, но содержащей массу полезных вещей. Наконец дело было закончено, мужчины устало присели на бордюр. Под ногами Петр заметил продолговатый предмет с дужками и крупными линзами. Он протянул его Эрнесту. — Ваши? — О, очки! Нашлись! — обрадовался тот. — Я же говорил, эта дыра отпускает… Поигрался бес и хватит! — Он надел очки на нос и сразу стал похож на ученого-изобретателя из фильма «Назад в будущее». Холодало. Старик выволок из сумки и накинул на себя замызганный плед.
— Я немного подремлю, а ты внимательно смотри! Если они вернутся — сразу толкай меня, я им покажу где раки зимуют!
Склонив седую голову и прижав подбородок к груди, он умолк. Стало тихо. Лишь ветер устало свистел, облетая опустевший город, с его вечно живой душой, перенесшей столько, что никакому человеку не снилось — города благословенны долголетием и выносливы поболее людей.