— Это у вас тут что, акция?
— Что? — уточняет Сокджин.
— Ну вот это, — Намджун кивает на офицеров. — Акция? Митинг? Или это косплейщики?
Офицеры косятся неодобрительно.
Тэхен кивает Сокджину в ответ на красноречивый взгляд, а затем оба хватают Намджуна под руки и утаскивают на боковую дорожку парка.
— Что ты делаешь? — шалея от ужаса, дергает его за рукав Тэхен.
— Что? — не понимает Намджун.
— Вы привлекаете много внимания своим неуважительным тоном, — холодно поясняет Сокджин. — Мне кажется, нам стоит поскорее найти вашу гостиницу, пока мы не нажили неприятностей.
Намджуна этот изменившийся тон пугает. Но он вспоминает адрес гостиницы и называет его Сокджину. И ловит на себе еще один странный взгляд.
— Это наш адрес, — разводит руками Сокджин. — Мы только что оттуда пришли.
Мимо проезжает какая-то странная конструкция, напоминающая велосипед, соединенный с повозкой. Затем проезжает еще одна такая. Намджун растерянно провожает их взглядом.
— У вас тут фильм какой-то снимают что ли? — наконец, догадывается он.
— Фильм? — повторяет за ним Сокджин.
Голова начинает дико болеть от мыслей и от того, сколько вокруг непонятного. Синхронизироваться с реальностью все еще не получается. Взгляд натыкается на стайку веселых девушек, хихикающих, не прикрывая ладошками рты. Кто его знает, возможно, Париж как столица моды и обязывает одеваться по-особенному, но на них же реально пиджаки и юбки до колен из какого-нибудь бабушкиного сундука. На доске среди объявлений висит монохромный номер Le Figaro, ветерок чуть треплет его уголки. На мгновение его закрывает полотнище флага со смачной черной свастикой посредине.
«Как в оккупированном Париже» — мелькает неосторожная мысль, и неожиданная догадка вдавливается в сознание Намджуна панической атакой. Сердце начинает колотиться как сумасшедшее.
— Слушай, — едва справляясь с дыханием, тянет он Сокджина за рукав. — Какой сейчас год?
Тот удивленно смотрит:
— Сорок второй, а что?
— Одна тысяча девятьсот? — шепотом уточняет Намджун, смертельно бледнея.
— Ну да, а какой еще? — хихикает Джин.
***
— Ты хочешь сказать, что ты — путешественник во времени? Как у Уэллса? — недоверчиво склоняет Джин голову к плечу, от удивления перейдя на «ты». Уже в знакомой дважды комнате они пытаются найти в бессвязном рассказе Намджуна хоть какое-то рациональное зерно.
— Наверное… — кивает Намджун. — Не читал Уэллса.
— Из какой ты глуши? — возмущается Тэхён. — Все читали Уэллса.
Намджун фыркает:
— Есть книги и поинтереснее фантастики!
— Что может быть интереснее фантастики? — еще громче возмущается Тэхён, — Имей в виду, хён, он мне не нравится!
Сокджин сидит в кресле, уставившись в одну точку.
— Откуда у тебя это зеркало? — уточняет Намджун, вновь ощупывая пальцами гладкую раму.
— Я сам его сделал! — с гордостью заявляет хозяин комнаты. — Два раза в неделю я посещаю уроки нашего зеркальщика. Он создает просто произведения искусства! Ты бы видел! Тоже хочу научиться так!
— У тебя здорово получилось! — хвалит Намджун. — И, кажется, у тебя получилось случайно создать зеркало-машину времени.
— Неужели в двадцать первом веке все еще не придумали машину времени? — Тэхёну до жути интересно, чем все это закончится и куда в итоге закинет зеркальная машина времени Намджуна — назад в будущее или, все-таки, в психушку. — Чем же вы занимались там все это время?
Намджун рассказывает им о телевизорах и компьютерах, об интернете и ютубе, о полетах в космос и о кредитках. В большинстве случаев парни просто смеются, не вполне понимая, зачем все это надо. К примеру, зачем нужен телевизор и возможность смотреть кино в одиночестве? Разве в кинотеатр не ходят, чтобы весело провести время с друзьями и познакомиться с хорошенькими девушками.
— Интернет — это великая штука! — запальчиво возражает Намджун. — К примеру, ты можешь послать сообщение человеку просто так, почти по воздуху. Без чернил и бумаги, без доставки транспортом…
— Как воздушный поцелуй! — перебивает его Джин. Прикладывает ладошку к губам, склоняет голову на бок, и, с какой-то сладкой оттяжечкой отнимает руку от мягких розовых губ и с улыбкой сдувает с ладони поцелуй в сторону Намджуна. — Вот так! Видишь, как ты покраснел? Значит, сообщение дошло.
И чуть с ехидцей смеется. И это, блин, так ми-и-и-и-и-ло, что Намджун на пару секунд подвисает, глядя на розовые большие мягкие губы Джина.
— А ты сам-то чем занимаешься? — интересуется Тэхён. — Или учишься пока?
— Я… — Намджун соображает, как называется его богемный образ жизни и бесконечные поиски себя, но не может подобрать таких слов, чтоб они были понятны ребятам из двадцатого века. — Я пишу тексты. К песням. Тексты к песням, знаете?
— Ого! — Тэхён вскакивает. — Ты поэт? Стихи пишешь? Вот это да! Да еще и для песен! Лучшие стихи становятся песнями! Великие стихи!
Он в волнении начинает ерзать на месте, что-то булькая от переизбытка эмоций.
Намджуну становится как-то стыдно называть стихами то, что он пишет, и что потом читают с маленьких сцен прокуренных клубов начинающие рэперы.
— Знаешь… — смущенно бормочет он. — В наше время… все немного иначе… Скорее, лучшие песни становятся стихами.
В комнате уже совсем темно от накатившихся сумерек. Черноволосая женщина вносит керосиновую лампу. Намджун замечает на груди у нее точно такую же желтую звезду. Он хочет спросить, что означает такая звезда, но как только свет лампы отражается в зеркальной поверхности, Намджун замечает уже знакомое свечение.
— Вот! Смотри! — дергает он Сокджина за руку. — То, о чем я говорил!
— Ты мне рукав сегодня оторвешь! — шипит Сокджин, смущаясь сползшего с широкого плеча воротника рубашки. — Это дефект зеркала, моя ошибка, — поясняет он, стыдливо краснея. — Мастер сказал, что эту халтуру стыдно показывать людям, и велел забрать домой, чтобы оно всегда служило мне напоминанием о моей первой работе и о том, как плохо я старался, чтобы выполнить ее хорошо.
Намджун протягивает руку и касается пальцами того места, где начала появляться уже знакомая рябь. Знакомое ощущение страха, перерастающего в ужас, возвращается, как только кончики пальцев погружаются в жидкое зеркало.
— Смотри! — только и успевает крикнуть он, как снова накатывает духота, тошнота и головокружение разом. Пол уплывает из-под ног, и наступает тишина. И темнота.
========== Керосиновая лампа ==========
— Я провел день в плену капусты! — заявляет Тэхен, появляясь в номере Намджуна на следующее утро. Он выглядит как плюшевая игрушка в джинсовом комбинезоне поверх красной футболки и с подхваченной на лбу в хвостик-пальмочку длинной челкой. — Помогал маме заготавливать кимчи для ресторана. А ты как провел день?
Намджун булькает в подушку пару ругательств.
Всего час прошел с тех пор, как он очнулся в темной пыльной комнате на полу с тяжелой болью в затылке, каким-то чудом выбрался оттуда без фонарика наощупь, дрожащими руками закрыл дверь, едва попадая ключом в скважину, и вернулся в комнату на полусогнутых ногах. И весь этот час он пролежал, глядя в потолок и пытаясь осмыслить все, что случилось этой долгой ночью. Он пытался убедить себя, что все это было тяжелым странным сном, вызванным токсичным ртутным зеркалом, но перед глазами то и дело возникало красивое лицо Сокджина.