— Нам лучше уйти. Я не собирался оставаться здесь так долго, — Брендон на меня не смотрел, собирая вещи.
Я встала с покрывала и сложила его, предоставив ему тишину и пространство, которые, казалось, были ему необходимы.
Взглянув на него, я вручила ему покрывало, и Брендон достаточно долго смотрел на меня, чтобы я успела заметить стыд в его взгляде, прежде чем он скрыл глаза за солнцезащитными очками и начал идти. Я молча последовала за ним, желая, чтобы он достаточно доверял мне, чтобы раскрыть свою боль.
Пока мы шли к его машине, я думала об ужасных историях, которые слышала о приемных семьях — о нерадивых родителях, постоянных переездах и неуверенности. Затем я задумалась о причинах и тех обстоятельствах, что могли привести его в приемную семью.
Его подвергали насилию? Его родители умерли или бросили его?
«Никогда никого не было».
Его слова эхом отдавались у меня в голове. У меня разбивалось сердце, когда я думала о том, как жизнь могла навредить Брендону. Я могла представить его мальчишкой, который просто желал, чтобы его кто-то любил.
Как только мы добрались до его машины, я поняла, что должна что-то сказать. Мы всегда были честны друг с другом, и я не хотела, чтобы это изменилось. Мне не хотелось, чтобы наш день закончился так. Я остановилась и встала в нескольких шагах от машины Брендона, пока он шел открыть свою дверь. Забросив вещи на заднее сиденье, он опустил руки на крышу, повернувшись ко мне спиной и избегая моего взгляда.
— Ты можешь поговорить со мной, ты ведь это знаешь? Тебе не нужно прятаться от того, что ты пережил. Разговор мог бы помочь.
Брендон опустил голову и провел пальцами по волосам.
— Мы можем просто уехать, пожалуйста?
— Почему ты не можешь рассказать мне об этом? Что, ты думаешь, случится? Ты не доверяешь мне?
Он обернулся, солнечные очки защищали меня от раздражения в его глазах.
— Дело не в доверии к тебе, Пенелопа. Дело во взгляде на твоем лице. В том, что я хочу, чтобы ко мне относились как к обычному человеку, а не как к долбаному психу. Мое прошлое меня не определяет.
Я смотрела вниз, пытаясь контролировать выражение лица, чтобы не обидеть его.
— Я и не думала смотреть на тебя по-другому. Я просто волнуюсь.
— Ну, так тебе не о чем волноваться, ясно? Я в порядке, — Брендон отступил от машины и повернулся ко мне. Он поднял на голову солнечные очки, раскрывая тоску в своих глазах. — Я просто хочу, чтобы ты видела меня. Не мое прошлое. Не мои шрамы. Только меня. Справишься с этим, как думаешь?
Я кивнула:
— Да, справлюсь. Я смогу.
Брендон направился ко мне, и я встретила его на полпути. Я понимала, что ему нужно отпустить прошлое, и уважала это. Я тоже не хотела, чтобы мои шрамы определяли меня. Изучая его глаза, я протянула руку и погладила костяшками пальцев волосы у него на щеке.
Затем сказала то, что, казалось, ему нужно было услышать.
— Мне жаль.
Следующим утром мы с Брендоном лежали голыми в его постели. Каждый раз, когда он прикасался ко мне, каждый раз, когда мы целовались, я чувствовала, как понемногу пропадаю. Разглядывая его татуировку, я подняла наши руки в лучи солнечного света, отбрасывая тени на стену.
— Ты ведь хорошая девочка? — спросил он, переплетая наши пальцы и слегка касаясь бородой моей щеки.
— Не знаю. Хорошая?
— Думаю, да.
Кончиками пальцев я провела по выступающим венам от его ладони до предплечья.
— Так что же я делаю здесь, с тобой? — прошептала я.
— Я задаюсь тем же вопросом.
Перевернувшись на живот, я прижалась грудью к его голой коже.
Он обвел большим пальцем мою нижнюю губу.
— Ты слишком хорошая для меня.
— А ты слишком плохой для меня.
Мы лежали, уставившись друг на друга, и оба понимали, в какие неприятности вляпались, но никто из нас не собирался отступать.
Наклонившись, я прижалась к его губам, скрепляя нашу судьбу поцелуем.
Глава 21
Последующие две недели я замечала перемены. Больше не было девочки, ищущей одобрения, я становилась женщиной, которая носит свои шрамы, как нечто прекрасное. В этом была и не малая заслуга Брендона. Он постоянно бросал мне вызовы, расспрашивал о моих делах и открывал для меня новые перспективы. Ему нравилось, когда я спорила с ним, а мне нравилось, что он провоцировал меня на эти споры. Это вынуждало меня оставаться честной с собой и поступать по велению убеждений, а не привычек.
Я думала, что потеряла надежду, а он возродил ее во мне — и это пугало, но страх будоражил. Я начала понимать смельчаков, которые прыгали со скал и самолетов. Что-то в этом риске заставляло тебя чувствовать себя живым. Брендон словно адреналин, выстреливший мне прямо в сердце.