— Я не знаю, что сказать, — произнес он.
Закрыв глаза, я глубоко вдохнула, прилагая каждую частичку силы воли к тому, чтобы не расплакаться.
— Тебе ничего не нужно говорить, Брендон. В любом случае, я скоро уеду.
Поднявшись, я начала уходить, когда он остановил меня.
— Пенелопа, подожди.
Я смотрела на него, он тоже поднялся, умоляя меня взглядом.
— В том-то и дело, Брендон. С меня хватит ожиданий. Я всю жизнь провела в ожидании. Но все нормально. Я буду в порядке.
Он отвернулся, руками так крепко сжимая перила, что, казалось, они вот-вот сломаются.
Брендон опустил голову и вздохнул.
— Я ранил тебя.
Я усмехнулась.
— Да, блин, неужели.
Повернув голову, он посмотрел на меня, его глаза блестели от непролитых слез, и я быстро стерла саркастическую усмешку с лица.
Он посмотрел вниз на землю, словно хотел все еще находиться там. Здесь мы оба были слишком уязвимы.
— Знаешь, что я сказал Дестини в ту ночь, когда у нее случился передоз?
Брендон посмотрел на меня, но я не ответила.
— Я узнал, что она распускает слухи обо мне, и сильно разозлился. Я сказал ей, что мне всегда было похер на нее, а через несколько часов она приняла кучу таблеток и умерла.
Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Если он пытался отпугнуть меня, то это не сработало.
— Раньше я изменял женщинам. Я оскорблял их, игнорировал их звонки, вычеркивал их из своей жизни, как только они давали мне повод.
— Ты любил их? — спросила я, уже зная ответ.
Он покачал головой.
— Ты любишь меня?
Брендон открыл глаза, но не посмотрел на меня.
— Это не важно.
— Это важно для меня. Ты любишь меня, Брендон?
Он, наконец, повернулся ко мне, и я мгновенно узнала настоящий ответ до того, как он открыл рот и солгал:
— Я не знаю.
Брендон
Я знал, что это ложь.
Я любил Пенелопу с того дня в лесу, когда она сказала, что сожалеет. Я был полным мудаком, неуверенным в себе из-за того, что она видела, как я лежу и хнычу на земле, словно напуганный мальчишка. Она должна была разозлиться на меня. Я хотел, чтобы она злилась, так мне было бы легче оттолкнуть ее, но вместо этого она посмотрела на меня и сказала, что сожалеет. Я не мог вспомнить, чтобы мне говорили эти слова раньше. Обычно только я произносил их.
Я увидел, как что-то похожее на понимание промелькнуло в ее зеленых глазах. Она всегда насквозь видела мою ложь. Я в равной мере и любил, и ненавидел это. Я никогда ни перед кем не чувствовал себя таким беззащитным.
— Но я хочу, — это тоже было ложью.
Я не хотел ее любить. Любовь всегда несла за собой страх, а страх делал меня слабым. Я не мог выбрать слабость, даже если это значило, что я причиню боль тем, кого люблю больше всего.
Она кивнула, и я взглянул на слово «СТРАХ» на своих пальцах. Я хотел стереть чернила со своей кожи, но знал, что они там навсегда.
— А как же «никогда не притворяться»? — спросила она, скрестив руки на груди.
Я закрыл глаза, стараясь не поддаваться своим эгоистичным потребностям. Я должен защитить ее, и даже если она может подумать, что я пытаюсь ее ранить, правда в том, что все как раз наоборот. Я прекращал боль там, где она была еще не слишком сильна, прежде чем она станет такой сильной, что никто из нас не сможет справиться.
Я чертовски сильно любил Пенелопу, чтобы предоставить ее своим демонам.
— Я не притворяюсь. Я не могу любить тебя, Пенелопа. Я не люблю тебя.
Между нами пролетело несколько тяжелых секунд.
— Ну, тогда, полагаю, у меня нет причин оставаться здесь, — пробормотала она.
Ее слова раскололи мое сердце на миллион кусочков.
Я хотел умолять ее остаться. Ничего в своей жизни я не хотел больше, чем любви Пенелопы. Но мои страхи были слишком велики, ненадежность — слишком опасной, и потому, вместо этого, я стоял там, слушая ее удаляющиеся шаги и молясь, чтобы однажды она меня простила.
— Папочка, остановись, пожалуйста! — крикнул я, когда он снова ударил мамочку по лицу.
Я плакал, пока из ее носа капала кровь, и пока она смотрела на меня извиняющимся взглядом. Она всегда чувствовала себя так плохо из-за меня, и я не понимал почему. Он делал ей больно, а я только наблюдал и плакал.
— Ей не должно сойти это с рук, сын! Ты слышишь меня? Не позволяй ей промывать свои мозги этой херней! Она лгунья, неблагодарная сука!
Меня трясло, но я кивнул и попытался вытереть сопли и слезы тыльной стороной ладони. Он ненавидел, когда я плакал. Я не хотел, чтобы ей было еще хуже.