В нас зиждется согласный с нами город,
Отлаженный, вполне отличный хор от
Пространства многоликого вне нас.
Попробую ли вам явить тотчас
То, что в начале слышно как шипенье,
Как всплески, бульканье, вослед лишь -- пенье -
До нас и после нас, но и сейчас, -
Лучей неразличимое кипенье -
Высокой алгебре подвластный час.
Высокой алгебре подвластный час,
На самом деле миг ничтожно малый,
В начале фиолетовый иль алый,
Лишь после белизной лучистый час.
На бесконечности отрогах час,
Как бесконечность, сам велик, пожалуй,
Свет гласный гул и будет небывалый,
Затем структур и форм он станет час.
Ну то есть, город нам, как есть, всучили,
К Потуде иль Афинам не сводим,
От них он, вместе с тем, не разводим.
Он, окруженный бездной торричили,
Внутри любой, извне неуследим,
Как тот, кого себе и поручили.
Как тот, кого себе и поручили,
Он внутренним законам подлежит,
Он собственное небо этажит,
Прокладывая змейкой поручили.
Его б в несчастье мы не уличили,
Но и не счастье глаз ему смежит, -
Он просто вечно жив, он Вечный Жид,
Его стеклянной пылью промочили.
Но если б вы затем меня спросили -
Каков закон, что управляет тем
Великим городом без мелких тем,
Я вам ответил бы: туда сносили
Законы мудрости, там вместе с тем
Законы справедливейшие в силе.
Законы справедливейшие в силе
В том городе, где правят мудрецы,
Они не женолюбы, но скопцы,
Чтоб не было у них расходов в силе.
Извне они нуждаются лишь в силе,
Производящей хлеб и огурцы
И возводящей ради них дворцы
Всеграда в благоденствии и в силе.
Пред ними круглый апоплексиглас,
В который виден им Всеград подвластный, -
Не несчастлив, не счастлив, а бессчастный;
Плоск в апоплексигласе, словно пляс,
Вечнокипящий жизнью безопасной,
Чтоб тихо радовать всеведов глаз.
Чтоб тихо радовать всеведов глаз -
Прошло семь войн и столько ж революций,
И семь подобных им других поллюций,
Не названных, но видимых на глаз.
И время вовсе умерло на глаз,
Не посвященный в тайну резолюций,
Печально циркулирующих в куцей
И миробъемлющей фсеградоф-плас.
Сто раз пред стен его являлся Красс
С ордой, но стен нигде не обнаружив,
Стал просто швабский немец Гюнтер Грасс,
Плетущий кипенье словесных кружев,
Да, да и самый лет форштевень стружев
Навис там, зацепившись, без прикрас.
Навис там, зацепившись без прикрас,
Обломок струга неизвестных ратей,
Тимархией стал строй аристократий,
И олигархией запахло раз.
Но вскоре олигархия сто раз
Сменилась видимостью демократий
Под яростным напором нищих братий,
Наведших на имущество острас.
Сатрапы неугодных батогили,
И сам народ, зализывая ран,
Избрал совет из двух иль ста тиран,
Задачей коих и было, чтоб згили
В дыму нирван, а может быть -- и пран,
В обставленной, но все-таки -- могиле.
В обставленной, но все-таки -- могиле
Живут и подданные. Смысл казарм
Везде. Повсюду мрещится жандарм.
Хоть внутренние с внешними -- все сгили.
Для земледельцев сделаны бунгили,
Где есть тонарм и сборник сельских карм.
То высшая суть общества -- вакарм
Самодовлеющей разумной гили.
Поэты изгнаны, ведь их язык
Был органом мятущегося духа,
А дух по сути дела подъязык.
Везде, где он, -- чума иль голодуха.
Итак, поэтов нет теперь и духа,
И сам собою держится язык.
И сам собою держится язык,
Нетленный, светлый, вечный, орудийный,
Внеэлегический, атрагедийный,
Гузном отполированный язык.
Род женщин, как известно, злоязык,
Но не в республике экстрарядийной, -
Здесь тоже разум, он всепобедийный,
Сказал себя без эк их и без ик.
Тут женщины приравнены повсюду
К мужчине, к немощнейшему из них,
В зарплате, в битве, даже в этих их
Немужских немощах, что, как простуд,
Легко излечивает лекарь их,
И ни одна не говорит -- не буду.
И ни одна не говорит, не буду
Обобществленной бабою когорт,
Или: рожу, не лягу на аборт,
Или: с моим дитем я, баба, буду.
Напротив, слышится повсюду, буду -
Как все! -- И женщины здесь высший сорт,
Их талии -- как горлышки реторт,
Щенки их общие, в том сукой буду.
Как только плод из чрева в мир изник,
Она уже, не мать, пускай не дева,
Готова вновь круговоротом чрева
Приветствовать, с упряжкою квадриг,
Возницу, воина, -- оглобли древо
Омыв в себе, как яростный родник.
Омыв в себе, как яростный родник,
Всю боль веков, все нищенство, все блядство,
Вакарм свободы, равенства и братства -
Единый в мире чистоты родник.
В нем дух кровей наследственных поник,
Суровый смысл сменил в нем верхоглядство,
Пожалуй, нет в нем даже святотатства -
Из-за отсутствия мощей и книг.
Но уровень наук в нем равен чуду,
Особенно наук не наобум,
Что строжат тело, возвышают ум
И гонят прочь измыслия причуду
И весь паноптикум высоких дум,
Которых порознь разносить забуду.
Итак, я порознь разносить забуду
Все то, чему разнос и не к лицу, -
Ведь время движется там по кольцу,
Где не стареют, ни к добру, ни к худу.
Беда здесь только скрюченному уду
Иль в чем неполноценному мальцу,
Дурную весть принесшему гонцу,
Хоть подступу в тот град нет ниоткуду.
Тот град стоит -- не мал и не велик,
И в почве града две дыры, и в небе, -
Для сообщенья с теми, кто в Эребе
И кто в Элизиуме католик.
И вечный круг как бы осмерки в небе
Являет нам любой ушедший лик.
Являет нам любой ушедший лик,
Как нотный стан, один значок из хора,
Который, словно мощная подпора,
Возник из почвы и в ту твердь пролик.
Но можно вслушиваться до колик,
Как дышит та пространственная пора,
И все ж, отъехав раз от светофора, -
Потом вовек не отыскать клик-клик.
УОАЭИ в нем подобны гуду,
Не расчленимому на пять иль шесть
Известных звуков. -- Так, Сократ, и есть.
-- Хотя и тех шести я не избуду,
Когда и трех мне хватит чтобы есть...
-- Ты постоянен в этом не избуду.
***
Нейдет сколь масла бы в нее ни лили
Имянограды в городе у нас
Оплакивая ны убо се час
Ему же втуне нас и поручили
Тукан он с клювом стало быть и в силе
Все утки бабы так у них есть глаз
О чем и мыслить вслух и без прикрас
Вот тут-с в мозгу в сей сводчат0й могиле
Конечно свист и есть тот надъязык
Ну и пускай их суд а я не буду
И он неудовольствия родник
И обрели тебя я не забуду
С тебя покамест не подписан лик
То вовлечен то поглощен избуду
ХI. Аристофан
То вовлечен, то поглощен. Избуду?
Из целокупности? Из клик? Из толп?
Из массы, схватывающейся в столп,
Едва погружена в кровищу руду?
Из суесофии? Из лжи? Из гнуду?
Из риторических посылов во лб?
От их гомункулюсов в толщах колб,
От проникающего в душу юду?
Согласно же, отнюдь не вопреки
Нам тварный социум определили -
Не чтоб решать совместно пустяки.
Но суеты машину одолили
И с шестерней повыели коньки -
Нейдет, сколь масла бы в нее ни лили!
Нейдет, сколь масла бы в нее ни лили,
Моя машина времени, мой стан -
Кровавых гарпий легкий караван,
От коего все лебеди свалили.
Прийди скорей из облачной перили,