— То есть… — рыцарь вскинул голову, — теперь ты мне веришь до конца?
— За воротами, все за воротами, мой добрый друг! Н-но, кляча!
2
Сперва им приходилось петлять, обходя села и избегая возможной погони. Рой, правда, сомневался, что за ними вышлют войска: стоило только благополучно миновать пригороды Столицы, как дороги разбегались на восемь сторон света — ищи ветра в поле! Но выбраться из пригородов они не могли: Рою стало хуже после пыток, несмотря на то, что пытали его почему-то очень вяло, началась лихорадка… наконец, два дня он просто пролежал пластом.
Они спрятались в лесном монастыре, отлично известном сэру Маэсу Хьюзу: настоятельницей здесь была его давняя пассия, которую он любил нежно и преданно, но которую потом родственники упрятали таки подальше от людских глаз — была там какая-то темная история. Рой точно знал: после Хьюз землю носом рыл, готов был выкрасть свою возлюбленную и бежать с ней куда угодно, но девушка твердо отказалась, вручив душу господу, а тело церкви. Видимо, упражняясь в крепости веры, она и оказалась в итоге здесь, в страшнейшей глуши к северу от Столицы, вблизи от тех мест, где в древности пролег путь вызванного еретиками великого зла.
Когда на третий день Рой пришел в себя настолько, что сумел сам добраться до отхожего места, он изрядное время просидел на лавке с наружной стены столовой, пока монахини, — их жило здесь штук десять, — невидимо занимались где-то ежедневными трудами. Во всем мире ничего не осталось, кроме прохлады оштукатуренной стены, прозрачно зелено-золотистых от солнечного света витков вьюнка над головою и горячей земли под босыми ногами. Ему казалось: не надо никуда стремиться, все это зряшное и бесполезное дело, пыль и прах, просто замереть вот так…
Маэс, в простой коричневой рясе (такую носил монастырский эконом, такую выдали и самому Рою), сел на лавку рядом, тоже вытянул ноги в сапогах со шпорами, тоже прислонился коротко стриженой головой к штукатурке стены.
— Ну что? — спросил он, глядя прямо перед собой. — Ты хоть знаешь, где это?
Это был первый их разговор с момента спасения — до этого, правда, Мустанг помнил, как Хьюз крыл его матом, когда Роя вырубился на какой-то там миле и едва не упал с лошади.
— Знаю, — ответил Рой. — Я столько времени вычислял это чертово место, что теперь найду его с закрытыми глазами. Даже без карт.
— А, так они отобрали карты?
— От шифровок им в любом случае толку мало. Не догонят, не беспокойся.
— Все равно с закрытыми глазами искать не надо. С закрытыми глазами лезть в ловушку — приятного мало…
— За что я тебя люблю, — равнодушно проговорил Рой, — так это за твой веселый и легкий нрав.
— Подходящая компания для мрачного типа вроде тебя, — усмехнулся Хьюз.
Рой сжал зубы.
— С самого начала ясно, что там ловушка. Но выбирая между плохим и самым плохим…
Маэс перебил его:
— Если бы я с тобой не согласился, ей-ей, позволил бы тебе сгореть — всем было бы спокойнее. А знаешь, что меня убедило?.. Я тоже кое-что узнал о нашем расчудесном короле. И об… алхимии, — Хьюз понизил голос. — Там такие дела готовятся, похоже… Я даже сперва не поверил. Рассказывать не хочется.
— Правильно, не надо говорить, — кивнул Рой. — Потом.
А сердце неприятно кольнуло. Что такого мог узнать Хьюз?.. Такого, что Рой ему не говорил, в чем не пытался убедить в десятках жарких споров до ареста… черт, ведь там, в казематах, он даже какое-то время думал, что это Хьюз его сдал…
А теперь вот он проникся. Значит, все еще хуже и очевиднее, чем Рою казалось, и времени осталось совсем мало.
Хьюз задумчиво помолчал с полминуты, потом сел по-другому, наклонился вперед. Кажется, подобрал что-то с земли: Рой следил за ним только боковым зрением. Да, точно подобрал — прутик. Вот, начал что-то чертить.
— Найти твои Врата еще полдела… — медленно и как-то не совсем разборчиво, будто он думал о чем-то другом в этот момент, начал Хьюз. — Главное — что потом. Ну, если твой призванный дух этого великого алхимика древних времен не сожрет нас на месте за непочтительность. Тогда, конечно, не будет никакого резона беспокоиться о будущем.
— Вот за что я тебя люблю… — Рой не договорил.
Где-то в саду неурочно запел жаворонок, и, взяв пару трелей, смущенно умолк.
Вот бы сидеть так и не двигаться. И не думать. Ни о фамильной чести, ни об отцовском наказе служить сперва родине, а уж потом ее королю, ни о страшных тайнах, которым цена медяк в базарный день, ни о…