— Слушай, я в школе восемьсот лет назад учился.
— Так и я тогда же.
— Ну, будем импровизировать?
— А ты уверен, что Ал сможет пробраться на колокольню?
Они оба синхронно посмотрели вверх, на черную громаду собора. Ни единого огня, ни намека на привычную для Столицы прошлого подсветку прожекторами. Громадина этажей в шесть нависала над ними, пронзая затянутое чуть более светлыми облаками темно-синее небо острым шпилем.
— Слушай, он тут правит, — сказал Эдвард. — Я бы поставил за.
Им понадобилось не так много времени, наверное, меньше минуты или две. Нужно было договориться, что они делают, а там уже не составило труда. Ошметки старого взаимопонимания возвращались, просочившись сквозь сито измененного времени. Когда Эдвард хлопнул в ладоши, поднимая из земли, из осколков эшафота, гигантскую статую ростом едва ли не выше собора, когда сам Мустанг одевал ее слоем легковоспламеняемого материала (по крайней мере, он надеялся, что материал окажется легко воспламеняемым), ему казалось, что он действует во сне. Возможно, в кошмарном. Возможно, в одном из тех бессмысленных снов, которые видишь под утро и которые кончаются ничем.
Но все-таки статуя вымахала высоко — вровень с собором. Мустангу даже удалось выбить искры, ударив мечом по мостовой — не хотелось возиться с изменением соотношения кислорода и водорода. Сперва ему показалось, что ничего не выйдет, что привычные алхимические формулы не сработают или сработают не так. И когда первые алые лепестки вспыхнули на покрове гигантской статуи — она не изображала никого конкретного, ибо и Эдварду, и Мустангу было далеко до талантов семейства Армстронгов — Рою подумалось: это мне кажется.
Нет, не показалось: фигура занялась огнем очень скоро, начиная от пят и заканчивая увенчанной короной головой. Только теперь стало видно, что Эдвард зачем-то наградил статую гигантскими клыками.
— Да, Стальной, тебе давно не говорили, что пора бы приобрести художественный вкус? — крикнул Мустанг, вытирая со лба пот: мгновенно стало очень жарко, потому что они с Эдвардом так и не позаботились отойти подальше.
— А ты все такой же зануда, огненный! — зло расхохотался Эдвард.
«И впрямь, зануда, — весело подумал Рой. — Какое мне сейчас дело до его вкуса?»
Сейчас ему и в самом деле было все равно: его наполняло безграничное ликование. Огонь, лучший товарищ, самая искусная партнерша, самая верная возлюбленная, танцевал от него в двух шагах. Глаза Эдварда сияли, грязной рукой — живой рукой — он смахнул со лба прилипшую прядь. Почти как тогда, когда пылали цистерны — восемьсот лет назад. Ну да, все начинается и заканчивается в огне.
— Пошли, мне еще надо сделать Алу заземление, — крикнул Эдвард. — Он сейчас скинет провода…
Когда они подбежали к подножию собора, Мустанг, честно говоря, не ожидал там увидеть никаких проводов. Но они таки оказались на месте: два кабеля свисали из небольшого круглого окошка под крышей. Когда бывший полковник запрокинул голову, он почти сумел различить высунувшийся из окна по пояс силуэт лорда Рэмси.
— Где колокол, Ал?! — заорал Эдвард изо всех сил, перекрикивая треск пламени. — Быстрее давай, щас все прогорит!
— Я теперь живой человек, — гаркнул в ответ лорд Рэмси. — Колокол внутри, на подставке, усилитель я соорудил. Давай напряжение.
— Угу, — Эдвард послушно хлопнул в ладоши и коснулся земли под двумя свисающими вниз линиями. Их тут же поймало и обступило нечто вроде коробки, выросшей из почвы.
— Эй! — обеспокоенно рявкнул Мустанг. — А заряд не пойдет?
— Не боись, это ж диэлектрик, — беспечно бросил Эдвард, укладывая руки сверху на коробку. — А теперь пускаем внутрь «холостую» реакцию, и дело в шляпе, заряд есть…
Мустанг не слишком хорошо разбирался в технике, и даже принцип электричества представлял себе весьма смутно. Однако что бы там ни было, оно сработало: в воздухе явственно затрещало, запахло озоном, а с башни заговорил голос Ала, усиленный и искаженный до неузнаваемости чем-то… чем?
«Большой колокол, ну конечно же, — обреченно подумал Мустанг. — Сумасшедшие идеи Элриков, я должен был помнить…»
Мысль о сумасшедших идеях вызвала у него внезапный прилив радости.
— Жители Аместрис! — заговорил голос, чей тембр с трудом можно было разобрать. — Покайтесь, ибо грядет день гнева!
«Ну все…» — подумал Мустанг.
— …Придайте анафеме архиепископа Брэдли: он предал вас, он обратился к запретному искусству! Его войска уже у стен дворца, и если они возьмут дворец — тьма сойдет на Аместрис, а души ваши пожрет дьявол!