Взглянув на их лица, Эдвард добавил:
— Эй, взбодритесь, господа. Я же не говорил, что вы все избавлены от опасности. Может быть, после этого ритуала вообще все мы, призванные из врат, превратимся в дым.
— Брат… — начал лорд Рэмси.
— А для тебя, Ал, такая возможность вообще выше всего, — довольно сухо сказал Эдвард. — Ты ведь умер тогда, знаешь ли.
— Знаю. Полагаю, проводить трансмутацию следует, не откладывая? Кто должен участвовать?
— А не слишком ли вы… — начал Мустанг, но Эдвард уже отвечал.
— Все присутствующие, плюс все алхимики, которых удастся собрать. Кимбли мертв — значит, Армстронг, Шрам и Мэй Чань.
— Тогда по возвращению Армстронга, — кивнул Ал. — Значит, скорее всего, дня через три.
40
Химера чертила круги по синему небу над Крысином Замком. Возможно, издалека она походила на чайку или даже на стрижа — отсюда, из Королевиного садика, где без запаха цвели поздние астры, ее кошачьи стати были видны ясно.
— Никогда не мог понять ничего в этих ваших алхимических бреднях, — задумчиво произнес сэр Хьюз, провожая глазами ее полет. — Что я понял: вы оба собираетесь ввязаться в заварушку, где у вас есть хорошие шансы сложиться. По доброй воле. Так?
— Так, — согласился Рой. Эдвард только кивнул.
— Чтобы у нас появился нормальный король, и чтобы Альфонс Рэмси смог съездить договориться с Брэдли о нейтралитете или о чем там?..
— Вообще-то Ал собирается предлагать Рэмси сохранение главенства над церковью с нейтрализацией влияния епископата. При условии, что с церковной вольницей как таковой и с расколом он покончит, — поправил Эдвард. — И он Альфонс Элрик, не Рэмси. Рэмси — это имя титула.
— Никакой разницы, — махнул рукой Хьюз. — А как он собрался улаживать с теми из епископов, кто примкнул к нам?
— Наделы пообещает, — равнодушно отозвался Эдвард. — Нет. Не только в этом дело.
— Понятно, — вздохнул Хьюз. — А все начиналось с того, что мы просто хотели свергнуть короля…
— Мы хотели не допустить катастрофы, которую ты предвидел, — поправил его Рой. — Ну и отомстить королю. Все меняется.
— Это точно. А ты всегда хотел погибнуть в бою, — это Маэс сказал уже просто Рою, и как будто совершенно не в тему к разговору.
— Я всегда хотел жить вечно, — усмехнулся Мустанг. — По возможности, делаясь все более невыносимым для своих друзей.
— А, — короткая улыбка. — Это тебе удается.
Рой неуверенно посмотрел в сторону. Лиза, которая выглядела непривычно в светло-лиловом платье одной из королевских фрейлин, молчала. Он уже раньше видел ее в платьях, но давно, очень давно. Она разглаживала тонкими пальцами невидимые складки на коленях. Рою безумно хотелось взять эти руки в свои, поцеловать их, разглядывая мозоли и тонкие шрамы, ласкать нежную кожу, шептать на ухо что-то невыносимо глупое… Разумеется, он этого не сделал. Что бы там ни говорил Эдвард о змее, который кусает собственный хвост, будущее никогда не повторяет прошлое.
А что будет, если Рой останется в живых, но навсегда потеряет Эдварда?..
Он посмотрел на мальчишку. Тот стоял, прислонившись к стене, обвитой увядающим плющом, и думал о чем-то. Светлые волосы, упавшие на лоб, совершенно скрыли лицо, пальцы руки на перевязи сжаты в кулак.
Мустанг отвернулся. Пожалуй, этот вариант его страшил больше. Мальчишке есть, для чего жить… Что же касается Роя…
Рой снова коротко посмотрел на Лизу. Он ведь начал надеяться.
— Ладно, — сказал Хьюз. — Ладно. Я знал, что ты самоубийца. Но не знал, что ты настолько упорный.
Трое мужчин сидели на скамейке у замковой стены, Лиза — неподалеку в плетеном кресле. Справа от нее, у подлокотника, стояли корзины с удобрениями и ящик рассады. Сама королева не занималась садоводничеством; садом занималась Мэй Чань. Но садик называли «королевиным», потому что Ее Величество разбила его, потому что она приходила сюда чаще всех и потому что, как правило, больше никто сюда не допускался. Место уединения.
— Нам пора, — сказала вдруг Лиза, посмотрев на солнце. — Скоро Ее величество придет сюда для прогулки. Она специально просила, чтобы мы не задерживались.
Эдвард и Рой кивнули чуть ли не синхронно. Ее величество относилась к ним очень милостиво, но оба более чем понимали ее нежелание встречаться лишний раз. Мустанг видел в этом нежелание иметь дело с простыми рыцарями: в конце концов, у Ее величества не было памяти о прошлой жизни. У нее и самой этой прошлой жизни не было, она целиком принадлежала своему времени. Эдвард знал несколько лучше, но его знание не простиралось за границы смутных ощущений.