– Ну, все, мне пора, – сказал он, пожимая руку Инженеру. – Заждалась меня Одесса-мама. Надеюсь, ты обо мне еще услышишь. Читай газеты, раздел «Уголовная хроника». Специально для тебя я буду оставлять во взятых мною «медведях» английскую серебряную булавку…
И Инженер услышал.
В конце девяносто девятого года в Ростове-на-Дону злоумышленник в одиночку проник в здание Ростовского отделения «Волжско-Камского банка» на углу Большой Садовой улицы, открыл бронированную дверь банковской кладовой и вскрыл несгораемую кассу, предварительно отключив секретную сигнализацию. На все про все злоумышленнику потребовалось не более часа с четвертью. По заверению директора банка господина Рыжкова, из кассы банка исчезло сто двадцать семь тысяч рублей ассигнациями. На нижней открытой полке кассы была обнаружена серебряная английская булавка длиной в два дюйма с четвертью. Очевидно, преступник воспользовался ею в качестве отмычки. Более никаких улик и следов злоумышленник после себя не оставил… Примерно так о случившемся происшествии сообщали газеты в разделах «Уголовная хроника».
Весной девятьсот четвертого года некий злоумышленник проник в нижегородскую контору пароходного общества «Волга» на углу Семинарской площади и Откоса и умыкнул из несгораемой кассы берлинской фирмы «Карл Аде» семьдесят тысяч рублей. На донышке кассы осталась лежать серебряная английская булавка длиной в два дюйма с четвертью…
В конце мая того же года Сема Рудый с паспортом на имя Казимира Станиславовича Ястржембского заявился домой к Аркадию Степановичу с корзинкой изысканных яств и двумя бутылками шато-лафита. Выглядел он настоящим франтом: шикарный визитный костюм, застегнутый на одну пуговицу, жилетка в мелкую звезду, полосатые брюки и шелковый цилиндр, сдвинутый слегка набок. По сравнению с ним Аркадий Степанович, в суконных штанах, серой рубахе навыпуск и серой жилетке, натурально смотрелся если не цеховым или фабричным, то уж, по крайней мере, рядовым мещанином – точно.
Посидели, повспоминали былое. Выпили, как водится, закусили разносолами. Аркадий Степанович гостю был несказанно рад и сильно опечалился, когда Сема сообщил, что сегодня вечером у него поезд.
– Я тебя провожу, – расстроенно буркнул Инженер.
Когда пришло время, вышли из дома, поймали извозчика и отправились на Брянский вокзал.
До отхода поезда оставалось еще время, и два «шнифера», пожилой и молодой, решили запечатлеться на снимке. Недалеко от вокзала находился павильон «Народная фотография Адольфа Рихтера», туда они и пошли. Фотографировались стоя – щеголь Сема Рудый и Инженер, надевший по случаю прохладного времени мещанскую чуйку.
– Мою карточку пришлешь по почте, – сказал Сема и дал Аркадию Степановичу свой одесский адрес. – Смотри, не забудь!
– Не забуду, – пообещал Инженер.
При прощании крепко расцеловались, и Аркадий Степанович почувствовал, что у него повлажнели глаза и пощипывает в носу. «Старею», – заключил он.
– Ты «Уголовную хронику» продолжай-таки читать, – сказал ему Сема Рудый и добавил, усмехнувшись: – И про булавочку английскую серебряную не забывай…
Когда поезд ушел, Аркадий Степанович взял извозчика и поехал домой. В голове было пусто, на душе – скверно, будто он расстался с родным человеком навсегда…
Заметок, репортажей и статей о похождениях Семы Рудого было полно, и Аркадий Степанович вырезал их из газет и складывал в отдельную папочку. Но сам тоже не сидел сложа руки.
Как-то Инженер заглянул раненько поутру в правление Товарищества чайной торговли и складов «Братья К. и С. Поповы» и умыкнул из железного сундука с хитрым замком четыре с половиной тысячи рублей. А в канун Рождества наведался в головную контору старейшей московской фирмы «Товарищество высшей парфюмерии «Ралле А. и К°», имеющей магазины на Кузнецком мосту и Тверской улице. Денежек там было побольше: восемнадцать тысяч целковых. В девятьсот пятом же году, в разгар экспроприационных акций анархо-коммунистами и эсерами, он вскрыл несгораемый шкаф в конторе Московского товарищества торговли портландским цементом. Три тысячи взятого в цементном товариществе вкупе с оставшимися деньгами от дел прошлого года ему вполне хватило, чтобы прожить два года, пока в городе «не улеглось».
В девятьсот восьмом году Аркадий Степанович покусился на одну из московских святынь: Банкирский дом «И. В. Юнкер и К°» на Кузнецком мосту. Банком и торговым домом с одноименным названием владели несколько немецких семей, не допускавших хотя бы частичного контроля над банком и торговым домом кого-либо из русских промышленников и финансистов. И Инженер решил допустить к временному и частичному контролю над банком самого себя.