- Ни за что! - возмущаюсь. - Поцелуй вырван силой.
- А вот и нет! - смеется. - Тили-тили-тесто! Жених и невеста! - и отбегает в сторону, корча смешные рожицы.
- Догоню - отшлепаю.
- Догони.
Нетленная картинка любви: она убегает, он её догоняет. Кто бы поверил, что несколько часов назад мы спасли страну и мир от военной хунты, а теперь дурачимся от всей души. Впрочем, насчет спасения человечества - это для красного словца, хотя чем черт не шутит. Одно бесспорно: нам вдвоем было хорошо этим летнем утром, обещающим жаркий денек.
Пасека деда Матвея находилась в пойме речки Луговина. Как повествует мифология края, однажды прибыло высокое подмосковское начальство и выказало строгое пожелание, чтобы жители разводили пчел, мол, такое веяние времени. Народец почесал затылок и, скинувшись по три у.е., отрядил на это дело Матвеича. Самое удивительное он не пропил эти народные у.е., а, проявив сознательность, завел пасеку сначала из трех домиков, потом пяти... восьми... и так далее.
Всю эту деревенскую сагу я поведал Анечке, когда мы уже шли по берегу речки. К своей родной фазенде не торопился по той причине, что по моим расчетам боевая группа господина Фаста могла прибыть ближе к вечеру. Напомню, фамилию "Жигунов" держал только я, и найти её владетеля на этом краю земли было весьма проблематично. Даже для всезнающих спецслужб.
Деда Матвея мы обнаружили на пороге дощатого домика, похожего на конуру. Дедок стругал дощечки и бубнил свое, старческое, безродному псу. Наше появление нарушило идеалистическую картинку: собака подала голос, а дед, цыкнув на нее, необыкновенно обрадовался - любил, когда к нему ходили гости. Я развел руками, мол, Матвеич, прости, я без бутылки, но с прекрасной девушкой по имени Аня. Дедок малость скис душой, но крепился из последних сил.
- А вы купите, - предложила моя догадливая спутница, вытащив из сумочки отечественную кредитку с рыжей подпалиной. - Хватит?
- Этого даже много, - запротестовал я.
- Ничо-ничо, Дыма, - заволновался Матвеич. - У меня трубы горяют опосля свадебки.
- Так когда же была та свадьба?
- И до сих пору горяют.
Чертыхнувшись, я потребовал, чтобы пасечник нес полную ответственность за гостью, которую я оставлю у него на время, и чтобы ни одна живая душа...
- Ни-ни, - клятвенно пообещал Матвеич. - Вы пока медком-то побалуйтеся, - надевал галоши на босу ногу. - Ну я побег, - и живенькой трусцой потрусил в сторону сельпо; пес - за ним.
Мы посмеялись, глядя ему вслед: непобедимый наш народец, протравленный этиловым спиртом и бесконечными экспериментами, не дающим ему жить в свое душевное удовольствие.
- Медку? - предложил я. - Какого вам, юная леди: цветочный, луговой, лесной, гречишный...
- Да, вы пасечник, - восторженно захлопала в ладоши Анечка. - Ой, пчелы!..
- Не махай руками, - предупредил. - И не обращай внимания: они живут своей жизнью, мы - своей.
Я испытывал давно забытое чувство искренней радости. Город протравил выхлопными газами, замарал кровью, притомил пустыми проблемами, а здесь... Синь небес и реки, сонные поля, кислородные леса, жужжание пчел и приятное юное создание, лопающее за обе щеки сладкую пищу богов.
- Хорошо-то как, - потянулся от удовольствия.
- Кстати, а кто такой жиголо? - вспомнила, косясь веселым и пытливым глазом.
Показалось, что в мою пасть залетел пчелиный рой. Ни на секунду нельзя расслабляться, сержант, ни на секунду, черт возьми! И принялся мямлить нечто невнятное даже для себя, потом осенило:
- Дед Матвей - жиголо! Он деньгу у тебя срубил? Срубил. Что очень нехорошо.
Понятно, что девочка смеялась до коликов в животе, однако мне показалось, что даже пчелы жужукают от смеха.
Потом Аня призналась, что знает значение этого слова, поскольку читала романа Мопассана "Милый друг", где главный герой жил за счет богатеньких женщин.
- Фи, какая гадость, - возмутился я. - Неужто и в нашей жизни встречаются такие неприятные типы.
К счастью, появление деда Матвея и пса закрыло тему. Да, я был грешен и хотел упростить себе жизнь до функции сперматозоидного бездушного механизма, однако этого же не случилось? Хотя контракт с дамским клубом "Ариадна" подписан. Как бы тебе, сержант, не пришлось из огня да в полымя.
- Тихо в поселке? - интересуюсь. - Чужие не ходят?
- Тиха, как у мохиле, - жизнерадостно хныкает Матвеич, открывая бутылку водки. - По махонькой, Дыма?
Я отказываюсь - моя рука должна быть тверда в борьбе с мировым злом. Дедом давится горькой: не объелся ли я белены? Меда я объелся, смеюсь, прощаясь с Анечкой.
- И когда ждать? - спрашивает тоном требовательной супруги.
Я смеюсь и говорю об этом. А ты не хочешь меня взять в жены? Хочу, признаюсь. Тогда терпи, и чмокает в щеку. Я чувствую её медовое дыхание и понимаю, что, кажется, парень влип - и крепко влип.
Почесывая затылок, через который мне, напомню, впаяли некие функциональные чипы, покидаю благодатное местечко. Такая вот романтическая история: без меня - меня женили. Если выйду живым из этой диковинной истории, так и быть: женюсь. Аномальная невеста и аномальный жених прекрасная пара. Представляю, какие уникальные детишки могут родиться от такого самобытного семейного союза? Наверно, смогут двигать тарелки с манной кашей да летать под потолком. М-да.
Дед Матвей был прав: поселок автомобилистов лежал в полуденной неге, как теплый кокосовый остров в океане. Покой и тишина, что ещё надо для тленной жизни? Отлично зная улочки-закоулочки, я тенью прошел по ним, не тревожа даже сторожевых псов. Из кустарника понаблюдал за родным подворьем - мать стирала в цинковом корыте, в котором, как она утверждала, я, малолетка, катался со снежной горки.
Единственное, что насторожило: отсутствие сестренки Катеньки и её прыщеватого рыцаря Степы? Надеюсь, не подались они в город?
- Уехали утром, - сообщила мать, когда я предстал перед ней. - Будешь обедать? - Вытирала руки в мыле. - А зачем ружье? Что случилось-то?
- Пока ничего, - отвечал я, сдерживая ярость: можно вселенские миры перевернуть вверх тормашками, а вот сладить с одной маленькой... корявенькой... кривлякой... Ну нет слов - одни междометия. - Меня могут искать, мать, - предупредил. - Ты ничего не знаешь.