- Эх, хорошо, - потягивается созерцатель и выражает удивление, почему я один, неужели уже выполнил трудоемкую работу на канцелярском столе.
Я отвечаю, что вся работа впереди и вкратце излагаю её стержневой, так сказать, сюжет. Мой друг дрыгает ногами от удовольствия и смеется: ай да, кошатницы! И начинает приукрашивать картинку ближайшего будущего: милая феминистка дует чай с малиновым вареньем на вечерней веранде и вдруг является незнакомый бой-френд - является в чем мама его родила, прикрывающийся, правда, букетиком незабудок, и поющий песенку Happy... Понятно, эмансипированная тетка хлопает в глубокий обморок, плейбою же ничего не остается делать, как, отбиваясь незабудками от областного гнуса, удалиться не солоно хлебавши.
- Заткнись, - и бахаю приятеля по шее. - Еще одно слово и сам отправишься к Мариночке Стешко.
- П-п-петь песенки и читать стихи? - заливается от смеха Мамыкин. - А почему бы и нет?
Вопрос мне показался вполне резонным: действительно, почему бы нахалу не принять участие в дачной пасторали. Думаю, он найдет общий язык с любящей уединение пастушкой, у которой, подозреваю, прелестные, но волосатые ножки. Вдвоем они будут дурманить голову стихами поэтов Серебряного века, вдыхать сладковатый дымок марихуаны и грезить о потусторонних мирах, расписанных кислотными красками.
- Ты серьезно, Димыч? - мой спутник делает вид, что задумался.
- Не по душе мне этот день рождения, - признаюсь. - Не люблю идейных дур с волосатыми ногами.
- Волосатые ноги - это хорошо, - чмокает Мамыкин.
- И рюшечки я не люблю.
- Рюшечки? Какие рюшечки?
- Всякие, разные, - и вручаю три импортные сотенки. - Это тебе на незабудки.
Наконец Мамин понимает, что я не шучу и ассигнации в его руках натуральные, как носки из алабамского хлопка. И начинает нервничать, мол, я не так его понял. Попытки товарища отлынить от встречи с прекрасной феминисткой тщетны. Я проявляю принципиальность: за базар надо отвечать, Веничка, и разве плохо за одну романтическую ночку получить семь кредиток? А потом: у меня есть шанс поужинать при свечах с девушкой по имени Верочка, которая мне понравилась - понравилась своей, скажем так, статью.
- А работать буду я, - вредничает Мамин, уступая. - Вот делай после этого людям добро.
- Добрый ты человек, - проникновенно говорю я. - На таких, как ты, Вениамин, земля держится.
- Иди к черту! - и требует, чтобы я прекратил говорить красиво. - Мне блевать хочется от таких слов, - утверждает. И я его понимаю: не каждый выдержит подобной пошлятины, выворачивающей желудок. - И где ещё четыре капустины? - Продолжает волноваться. - Я их что-то не вижу, - и картинно мацает воздушные потоки, врывающиеся в салон автомобильчика. - Чтобы кролики размножались, знаешь, что надо делать? - И хохочет: - Не надо им мешать!
Я тоже смеюсь и снисхожу до объяснений: остальная сумма ждет его после того, как пастушка выразит госпоже Пехиловой признательность за неожиданный, но своевременный подарок - в его лице.
- В моем лице, - проверяет щеки задумчивый Мамыкин. - Как бы по нему не схлопотать?
Я успокаиваю товарища: никаких недоразумений не должно случится, все зависит от того, как он исполнит известную песенку - главное, чтобы от всего сердца, и тогда сердце дамы... Мамин снова возмущается: как много слов я говорю, нельзя ли быть проще, жиголо проклятый!
- Нельзя, - смеюсь я, - иначе ты не поймешь.
- Намекаешь, что я тупой?
- Не намекаю, говорю.
И мы смеемся, нам приятно катить по родному городу в дребезжащем кабриолете и, кажется, у нас нет проблем. Мы молоды, веселы, беспечны и не обременены никакими обязательствами, кроме приятных. Мы не знаем своего будущего - и этим счастливы. Оказывается, как мало нужно для счастья: не знать своего будущего.
Однажды мне приснился сон: будто я иду по горной тропе. Она узка и опасна, любой шаг в сторону - смерть. И уже у самой вечной вершины, скрывающейся в королевских облаках, понимаю, цель моя недостижима: камни тропы точно плавают в эфирной туманной мге и угадать благонадежность опоры нет никакой возможности. А путь назад отрезан кампепадным потоком. И тогда в минуту отчаяния я обращаюсь: Боже, милостив буди мне грешному!..
И после вопиющего гласа вижу: ЕГО, невнятного, сотканного из клочковатого тумана. ОН идет рядом, но по невидимой мне небесной дороге.
- Заплутал, раб божий, - слышу ЕГО голос. - Ну-ну, а ты по камням-по камням иди, а вот по красным не ходи.
И вижу: тропа очищается, наливаясь благостным светом, но многие камни точно облиты густой киноварной кровью. И тем не менее я понимаю: путь мой отныне зрим.
Этот сон мне привиделся накануне наших показательно-парашютных выступлений перед НАТО. С криком дневального он улетучился, и я его не вспоминал, и вспомнил только, когда увидел окровавленные ошметки, разметанные по стылому полю. Они промерзли и походили на камни. По причине общевойскового бардака поиски мы начали только через четыре часа после десантирования и поэтому куски мяса молодых десантников были похожи на камни. Их было удобно собирать в плащ-палатки. Именно тогда на родном поле, продуваемом черным ноябрьским ветерком, я вспомнил о странном сне. И запомнил его.
И проснувшись снова поутру в родном доме, я почувствовал привкус этого сна. Правда, понял это позже, уже ночью, когда увидел окровавленный труп своего лучшего друга. Но утром, почистив зубы, я удалил привкус сна и необъяснимое чувство тревоги. Что может случится в день чудный и такой летне-ситцевый?
- А прокати, сына, на наши шесть соток, - попросила мать и этой просьбой окончательно отвлекла от пустых мыслей. - Да и могилку Жигунова посетим.
Отца именно так и называла уважительно: Жигунов. Он погиб под автомобильными колесами, будучи заместителем главного инженера АЗЛК. Вот такая вот гримаса судьбы. Мне тогда было четыре года. И я плохо помню взрослый мир. Единственное, что помню: веселенький шалаш на грузовике из венков. Кумачовые ленты трепались на ветру и казалось, что наступил праздник Первого мая.
Шесть соток находились в дачной местности, у деревни Луговая. В добрые времена красивую местность у речки Луговина оккупировало садово-огородное товарищество "Автомобилист". Через несколько лет случилась смычка между городом и деревней, и возник поселок с ДК "Москвич", с двухэтажным стеклянным универсамом, мастерскими по ремонту отечественных гробиков на колесах, колхозным рынком и кладбищем, приткнувшимся на окраине. Именно там и похоронили заместителя главного инженера. Мать утверждала, что такова была воля усопшего. Думаю, сделала это для собственного удобства и душевного равновесия: весенне-осенний период любила проводить в саду и на огородике, приносящим небольшой фруктово-овощной прибыток. Отчим в свои лучшие годы тоже принимал активное участие в обустройстве фазенды, сумев организовать не только поставку строительных материалов, но и задействовать рабочую силу местных умельцев. Один из них дед Матвей потрясал колоритностью, оптимизмом и крепким земным духом. О нем я и вспомнил, когда наш автомобильчик выкатил на тактический простор проспекта.