Заставив этими баночками, пакетиками, свёртками весь стол, Татьяна наконец извлекла со дна сумки купленные ранее небольшой качан капусты, свёклу, несколько морковок, пару луковиц и чекушку постного масла. Это последнее смотрелось рядом с деликатесами совковской эпохи как я рядом с Сашкой Устиновым. Весьма жалкое зрелище.
- Да... - только и пробормотал я. - Где уж нам уж...
- Борщ сегодня варить не будем, - опять поняла меня Татьяна. Поздно. Поужинаем, чем бог послал, - улыбнулась она.
Как ни странно, но Елена ужинать отказалась - словно их кормили в Центре ещё более шикарно. А может, просто устала - что мне, постившемуся вот уж который месяц, было абсолютно непонятно. Как там по народной мудрости: сытый голодного не понимает? Правда в моём случае всё было наоборот, но не зря же одно из правил арифметики гласит, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется.
Пока я заваривал чай, Татьяна приготовила бутерброды. Словно почувствовав, что Елена ужинать с нами не будет, из-за холодильника выбралась Шипуша. Учуяв соблазнительные запахи, она повела себя до неприличия нагло и беспардонно. Каким-то своим, не знаю уж каким именно, чувством она уловила, что к ломящемуся от яств столу я не имею никакого отношения, поэтому, не обращая на меня внимания, напрямую обратилась к Татьяне. Став на задние лапы во весь свой громадный рост, она передними уцепилась за край стола и, урча на всю кухню, стала требовательно, взмуркивая, смотреть в глаза Татьяны. При этом когти одной лапы намертво вцепились в столешницу, а вторая лапа, словно непроизвольно, пыталась смести на пол хоть что-нибудь.
- Стыдно, Шипуша, - с укоризной сказал я, но кошка моё замечание проигнорировала.
Татьяна положила на блюдечко несколько ложек густой сметаны, вскрыла банку "Завтрак туриста" и, безмерно удивившись её содержимому, половину вывалила на кошачью тарелку. И вот тут уж Шипуша повела себя совсем, если так можно сказать, нецензурно. Никогда мне не приходилось видеть кошек, жрущих (именно так!), как собаки: жадно, захлёбываясь, громко чавкая и давясь.
Глядя на Шипушу, я старался есть чинно и одновременно слушать рассказ Татьяны, но, честно, и то и другое получалось плохо. В этот раз я не осоловел, как днём после обеда, а опьянел. Не знаю, что здесь сказалось то ли деликатесы, то ли высококачественный чай, которого я (включая и самый низкосортный) не пил уже более года. Опьянел, словно русский солдат три столетия тому назад, когда в армии вместо водки стали выдавать чай. Тогда солдаты, чьи организмы генетически не знали тонина, хмелели от "горячего вина" на глазах.
Татьяна шёпотом, боясь потревожить дочку, но приподнято, с воодушевлением, рассказала мне о сегодняшнем посещении Центра по делам беженцев. Гастроном по моей подсказке они нашли быстро, но, естественно, ничего из овощей приобрести не смогли. Купили всё на стихийном рынке перед гастрономом, включая и постное масло. И тут на столбе увидели объявление Центра по делам беженцев с подробным указанием как к нему добраться. Они решили не откладывать дела в долгий ящик и сразу же направились туда. Добрались до Центра быстро, да и очереди там, на удивление, не было. А задержались из-за того, что пришлось проходить какие-то сложные медицинские тесты (я как-то слабо удивился - а это-то зачем?, - но вслух не спросил). Именно на основании этих тестов им выдали сухой паёк и пластиковые карточки на трудоустройство. Причём Татьяне почему-то карточку высшего класса, а Елене - третьего. И завтра им с утра нужно было снова идти в Центр, чтобы устраиваться на работу.
Татьяна достала из кармашка карточку и дала мне. Я тупо уставился на красный пластиковый квадрат с золочёными буквами: высший класс, фамилия, имя, отчество, возраст - а далее какая-то тарабарщина из непонятных символов, представляющих собой нечто среднее между греческими буквами и китайскими иероглифами.
Видимо заметив моё состояние, Татьяна быстро убрала со стола и, пожелав спокойной ночи, ушла в комнату.
А я, посидев ещё немного, с трудом согнал с себя осоловелость и принялся надувать матрас.
4
Нет, не снилась мне в эту ночь Волшебная Страна. Не спал я. Не мог. Желудок, раскисший от "кефирной диеты", не принял высококачественное разнообразие "сухого пайка" Татьяны, и я, стиснув зубы от дикой боли, чтобы даже не пикнуть, почти всю ночь промучился на унитазе. В редкие минуты просветления, когда боль чуть затихала, в моей голове начинал навязчиво прокручиваться эпизод из "Крестового похода детей" Курта Воннегута. Почти тоже самое, что и со мной, случилось с пленными американскими солдатами во время Второй мировой войны. Неделю немцы везли их в крытом вагоне без пищи - а в лагере, куда американцев в конце концов доставили, их ждали английские лётчики, по доброте душевной и с помощью Красного Креста накрывшие стол... И ни у меня, ни у американцев никаких лекарств не было. Но они могли хотя бы орать, а я даже воду из бачка старался спускать осторожно. Будь оно проклято моё воспитание!