— Мочи его!
Тело старика дёрнулось, его винтовка улетела в пыль.
Я нащупал рукой флягу, воды там не было. Хотелось пить. Старик валялся сломанной куклой и портил пейзаж. Усталость и лень навалились на нас. Сигарета драла горло, обгорелая спичка медленно тонула в пыли в окружении гильз.
Я не раскрыл ни одно
преступление века.
Леонид Словин: интервью
российского писателя Игоря Раковского
крупнейшей израильской русскоязычной
газете «Вести» (Тель-Авив)
Л. Словин:
Чтение это принято было называть детективами. Стоило лишь на страницах появиться персонажу в ментовских погонах и упоминанию о преступлении! Как бы не поносила советская печать «буржуазный жанр, смакующий низменные чувства обывателей», детектив все равно постоянно находился на пике популярности. Народ с увлечением читал прошедшие сквозь сито милицейской цензуры книги Аркадия Адамова, романы Братьев Вайнеров, классические, в стиле Агаты Кристи, вещи Павла Шестакова, увлекательные исторические повести Юрия Кларова и Анатолия Безуглова, иронические произведения Дарьи Донцовой, дамские расследования Александры Марининой, реалистические похождения на улице Разбитых фонарей Андрея Кивинова… Однако оказалось, что о том же можно писать и совершенно по-новому. Я был буквально потрясен, прочитав короткие пронзительные рассказы, точнее, миниатюры, нового для меня автора, на этот раз израильского — из Хайфы — настоящее имя которого, я уверен, никому из читателей до этой публикации не было известно, поскольку автор выкладывал их в интернете и под псевдо-
нимом!
Наше заочное знакомство началось для меня не очень приятно. На мой сайт поступило короткое, но категорическое послание:
«Уважаемый Леонид Семенович, очень жалко, что Ваши последние произведения слабы и откровенно коньюктурны. А, какие были отличные Ваши первые детективы… Может отбросите коньюктурщину и напишите…свободно и легко. Игорь.»
(Речь шла о двух повестях, посвященных московскому детективному агентству, в рождении которого я участвовал и был к нему не беспристрастен. Тонкий вкус рецензента немедленноэто зафиксировал.)
Мое настроение исправило второе письмо, пришедшее примерно через месяц:
«Леонид Семенович! Беру свои слова обратно. Прошу прощения и проч. Благодаря Вам прочитал «Бронированные жилеты». Очевидно одна из немногих правдивых книг про оперов. Не опускайте планку. Бывший опер Игорь.»
И еще:
«Может быть есть смысл ещё добавить вот это Из того, что я читал в последнее время про милицию очень понравилась повесть Максима Есаулова «Чужое дежурство» автор бывший сотрудник уголовного розыска знает о чем пишет. А из поэтов Всеволод Емелин, который тоже знает о чём пишет, хотя мы с ним расходимся во мнении по поводу милиции, но сходимся по восприятию
жизни…»
Игорь Раковский (о себе):
Родился в с. Н. Калитва Воронежской обл., год рождения 1955. Образование высшее. После института служил в армии. Призывался Ленинским Райвоенкоматом г. Москвы. Затем пришёл работать в милицию. В Московский Уголовный Розыск. Как раз в это время формировался Железнодорожное РУВД гор. Москвы. И меня послали туда. Я проработал в уголовном розыске районного управления недолго. Через шесть месяцев сбежал на землю, близость к начальству утомляла… Сначала в 16 отделение милиции, что в Коптево, а потом в 50, которое стало родным (без шуток)… Это была проблематичная земля — с одной стороны район ул. Б. Академическая, валютный магазин «Березка» — частые квартирные кражи, комитетские разборки с отьезжантами (у нас на территории жил знаменитый Савелий Крамаров), а с другой стороны район платформы «Моссельмаш», где жило много ранее судимых, за что район имел веселое название Чикаго. Была и улица Лихоборские бугры, одно название должно было навести на невесёлые мысли. Там были грабежи, разбои, но чаще всего бытовые разборки доходившие до смертоубийственных случаев. Там могли ткнуть ножом в пьяном запале оппонента глубоко и со знанием дела. Между этими районами лежала промзона, где воровали широко и с размахом…
Беда советской милиции того времени, как я помню, была еще и в том, что Наверху требовали почти стопроцентной раскрываемости преступлений, невозможной даже для технически более оснащенной полиции, чем в СССР. Оставался один путь — сокрытие заявлений о преступлениях, не имеющих перспектив к раскрытию… Ментов к этому принуждали. Я помню: когда начальству давали на подпись постановление о возбуждении очередного нераскрытого уголовного дела, оно вело себя так, словно ему предлагали выпить чашу
с ядом…
— Когда я пришёл в отделение, то в отношение всего уголовного розыска этой конторы были возбуждены уголовные дела (я тут не знаю, как гражданскому человеку объяснить, что сыскари повесили несколько десятков краж на квартирного вора и в суде всё это вскрылось, прокурорские лихо раскололи ребят ещё и на укрытие заявлений о преступлениях и кто-то потёк по крупному и быстро нашли попавшего в травму чувака, который не кололся, за что был избит). Я пришел в отделение утром, а в обед весь старый сыск частично уволили или перевели на другие должности. И вместо положенных двенадцати сыскарей остался я один. Мне дали должность старшего инспектора уголовного розыска и велели дежурить. Следующим утром подогнали двух юных выпускников Высшей школы милиции. Так втроем мы проработали месяц. Каждое утро тащили из шапки ушанки бумажку, кто будет изображать начальника уголовного розыска, хотя формально числился я. К сейфу я боялся подходить, стоило открыть дверцу, как оттуда выползали дела в тонюсеньких сереньких папочках… Но нужно было принимать удары начальства, ездить на всякие заседания и просто надувать щёки. Потом всё устаканилось. Прислали людей с опытом. Я так и остался старшим сыщиком…
— Территория 50 отделения — «Пятиалтынника», как его еще называли, — в Москве считалась достаточно сложной в оперативном отношении…
— Тем не менее будучи сыщиком я не раскрыл ни одного преступления века. Обычные житейские: зимой сорвали шапку, летом дали в глаз и отняли кошелёк, с предприятия тогдашнего народного хозяйства из красного уголка стырили телевизор, из школы — пионерский горн; муж и жена не поделили выпивку, и покойник поехал в морг, а победитель гладиаторского поединка в СИЗО; кого-то изнасиловали, кого-то пырнули ножом из-за пролитой кружки пива. Обычные преступления, которые совершают плохие граждане каждый день. И обычная будничная работа, не более этого. Между прочим в основном бумажная. Опросы, запросы, протоколы осмотров, планы, схемы, фотографии и т. д. и т. п. Уж не говоря про совещания, заседания и утреннее чтение сводок…
— Не позавидуешь…
Я умудрился проработать в уголовном розыске около шести лет. Потом из-за работы в доме начались скандалы и жена сказала, что если хочешь второго ребенка, то никакой милиции. Ребёнка я хотел. Скандалов нет. Тем временем как раз наступили андроповские времена, пришли комитетчики и стали рассказывать, как надо раскрывать преступления, заставили оперов ходить в форме, а на дежурстве еще и в сапогах и в портупее (самое удивительное, что на фотографиях в удостоверении мы были в гражданском, в отличии от прочих служивых). Вот Вам картина маслом, опер выезжает на грабёж или там разбой и вместо того, чтобы в тайне от всех пообщаться со своим агентом, он светит погонами и кокардой фуражки. То ли участковый, то ли конь залётный в шинели. И кто будет с таким цветным парнем разговаривать, засветишь агента, спалишь его и все дела… Дурдом натуральный! Вот в это время я и увольнялся. Процесс увольнения занял около полугода. Я уволился в конце июля. А первого августа уже вышел на работу в школу в качестве преподавателя начальной военной подготовки, читай военрука…