– Я сказала, это ваша вина, – повторила Мэйли, она на секунду замолчала, когда они остановились у большого, шикарного отеля. – Вы разъезжаете, как мне показалось, по центральной улице, в этом большом лимузине с королевскими гербом на боку, направляясь к самому роскошному отелю в городе. Знаете, все это не говорит «Боже, оставьте меня в покое».
Губы Гриффина вытянулись в тонкую линию. – Тогда что вы предлагаете?
– Возьмите обычную машину, – быстро ответила она. – Никаких лимузинов, никаких гербов, поселитесь в обычном отеле. Не ездите по центральной улице, и поверьте, так им будет гораздо труднее вас найти.
– Другими словами, я должен скрываться, как какой–то преступник?
– Нет, нет, как человек, не желающий вмешательства в свою частную жизнь.
Он снова отвернулся к окну. – Хорошо, что я не спрашивал вашего мнения.
Этот мужчину невыносимый засранец, он ей платил за то, чтобы она его терпела. – Пожалуй, вы правы, – сказала она радостным тоном, скрывая свои истинные эмоции.
***
На следующее утро Мэйли взглянула на всю ситуацию по–новому.
Прошлый вечер она провела со своим невероятно рассерженным боссом Гриффином Верди. Она заселила его в отель, потому что «он такими вещами не занимается», именно для этого у него есть ассистент. Поэтому Мэйли начала думать, что его оставшегося в Нью–Йорке ассистента пора причислить к лику святых. Гриффин постоянно причитал, как ему не нравится, когда вокруг него хлопотали, нов то же время, он ничего не делал сам. Мэйли зарегистрировала его в отеле, носильщики подняли его багаж в номер, и Мэйли пришлось самой давать им чаевые, потому что у Гриффина не было наличных. Смущаясь, она вытащила несколько мелких банкнот, но записала имена всех, пообещав чуть позже передать им хорошие чаевые. Все оказались такими понимающими и добрыми.
Все, за исключением Гриффина.
Он остановился в одном из лучших номеров отеля, Мэйли была поражена, каким огромным и роскошным был их сьют. Черт, даже ее прилегающая комната, явно предназначенная для персонала, была сказочной. Она решила, это одно из тех мест, где на подушках оставляют маленькие шоколадки. Она еще никогда не была в таком помпезном месте.
Гриффин просто осмотрел номер, затем попросил Мэйли вызвать горничную, чтобы она сменила постельное белье на его кровати, потому что он не был уверен, что они добросовестно выполняли свою работу. Потом он взял книгу и начал читать.
Он был … немного претенциозной сволочью. Ладно, очень претенциозным. Но она была уверена, у него есть и хорошая сторона. Ведь у каждого она есть, так?
Мэйли распаковала вещи в своей изумительной комнате и с подсказки консьержа нашла пункт обмена валюты, а затем нашла всех носильщиков и дала им обещанные щедрые чаевые, якобы он лица лорда Монтегне Верди, который был очень доволен их работой. Все были польщены, а когда Мэйли встретилась с менеджером отеля, желающим узнать, что еще они могут сделать для комфортного пребывания мистера Верди, она попросила показать ей отель и познакомить со всем персоналом, начиная от поваров и заканчивая горничными. Все сотрудники были такими добрыми и дружелюбными, рассказали ей о лучших ресторанах в городе, о местах, которых нужно избегать, если не желаешь натолкнуться на папарацци, которых сейчас было бесчисленное множество в связи с предстоящей королевской свадьбой.
Мэйли мгновенно влюбилась в Беллиссим и его жителей.
Она спала на безумно удобной кровати (размер которой превышал размер ее квартиры в Нью–Йорке), с мягкими подушками и шелковым одеялом. Все в этой поездке было великолепным, за исключением ее босса. Даже мистер Хантер не был таким ворчливым, как мистер Гриффин, но она добилась его расположения.
Она добьется этого и от мистера Гриффина, ей просто нужно на это время.
***
На следующее утро Гриффин мучился от чувства вины.
Вчера с мисс Меривезер, он вел себя как засранец. Он это понимал, но не мог ничего с собой поделать. Он раздражался от каждого ее восторженного писка от вида Беллиссима. Каждый раз, когда она кому–то улыбалась или благодарила нежным голосом, его раздражение росло. Дело было не в ней, а в самом Беллиссиме, в его титуле и принадлежности к королевской семье. В Нью–Йорке его считали одним из европейских аристократов и узнавали о происхождении, только когда Гриффин сам этого хотел. Но здесь, он не может выйти на улицу, чтобы кто–нибудь не начал кланяться и пресмыкаться.
И то, как она заявила, что он сам во всем виноват, не улучшило его настроение. Даже если она оказалась права.