Она налила себе еще стаканчик. На креслах лежали покрывала, все в кошачьей шерсти, на спинках стульев – всякие шмотки: Габриэль представил себе жизнь затворницы. Насколько он знал, мужчин у крестной Жюли никогда не было. В бригаде ее прозвали Железной Леди.
– Ты мне говорил об этой Ванде, о сером «форде»… Самые серьезные ниточки, какие только мы получили. Совершенно очевидно, что женщина приезжала для разведки, она была связана с водителем машины. Поль и все члены группы, занимавшейся расследованием, были в этом железобетонно убеждены…
Габриэль сжал кулаки. Значит, бывший коллега ему солгал.
– Похоже, тебе не пришло в голову это сопоставить, – констатировала Солена. – Ничего удивительного, ведь это я в свое время установила связь.
– Сопоставить что?
– Имя Ванда Гершвиц тебе ни о чем не говорит?
Он покачал головой.
– Это девица из фильма восьмидесятых годов «Рыбка по имени Ванда». Помнишь? Джейми Ли Кертис играла роль Ванды.
Единственная картинка, которая возникла у Габриэля перед глазами, – мужчина, удящий золотую рыбку в аквариуме, чтобы проглотить ее.
– Смутно.
– Ванда принимает участие в краже бриллиантов вместе со своими сообщниками; собственно, она-то все и придумала. Как все, ты посмотрел фильм и тоже, как все, запомнил только имя героини – Ванда. Ванда Гершвиц… Если никто не обратил внимания на нашу Ванду, то именно потому, что она сделала все возможное, чтобы ее не заметили. Никакой доплаты за завтрак, номер на первом этаже с выходом напрямую на улицу, чтобы не попадаться лишний раз на глаза управляющим. Она невидимка. На протяжении пятнадцати дней она, вероятно, наблюдает за Жюли и ходит за ней следом. Может, даже заговаривает с ней – на улице, в магазине, в бассейне. Кто будет опасаться женщины? Она знала, что в ту субботу Жюли поедет кататься на велосипеде после полудня. Она предупредила своего сообщника – или сообщников – из серого «форда», которые явились, уж не знаю откуда, и взяли на себя само похищение. После чего Ванда окончательно покинула город. В похищении было задействовано несколько человек, все прошло чисто и гладко. Таков наиболее вероятный сценарий. К несчастью, несмотря на все усилия, мы уткнулись в тупик. Было уже слишком поздно. Время прошло, никто больше ничего не помнил.
Она со вздохом посмотрела на свой стакан.
– Так все ничем и закончилось в этом расследовании. Полагаю, ты в курсе насчет Лекуантра…
– Да. Столкнулся с ним вчера в коридоре гостиницы, но не узнал. Я хотел поговорить с ним этим утром. Но он по субботам не работает.
– Мы и в это поверили. А что, классный след. Местный житель, который как-то вечером в девяносто седьмом году поддался секундному порыву и чуть не изнасиловал женщину в Шамбери. Парню тогда едва стукнуло двадцать лет, но подобные люди остаются опасными зверьми. Ну, таково мое твердое убеждение… И твое было тоже.
– И осталось.
– Но это был не он, Габриэль, он работал, когда все случилось. Мы прошерстили всю его жизнь, его дом, каждый квадратный сантиметр сада, подвала, и все безрезультатно. Что стало с Жюли? Почему она? Кто такая эта Ванда? Никто не знает. Ты представить себе не можешь, как мне было грустно, когда в пятнадцатом году ассоциация распалась. Джефф не хотел больше исполнять функцию секретаря, ты был слишком далеко, у нас четверых, тех, кто продержался до конца, больше не осталось ни сил, ни желания. Искать было уже нечего. И надеяться не на что. Целых семь лет… Я ушла на пенсию с грузом этого поражения. Жюли была моей крестницей. Нет ничего хуже для жандарма, чем оказаться отстраненным от дела и жить с этим до конца дней…
Габриэль подошел и присел рядом с Соленой, приобняв ее за плечи. Он всегда питал к ней нежную привязанность. На подоконнике мурлыкала старая кошка.
– Я знаю, что ты сделала все возможное, Солена. Тебе не в чем себя упрекнуть.
Женщина опустила глаза. Габриэль почувствовал под рукой, как напрягся ее затылок.
– Есть еще что-то, что я должен знать?
Она подошла к окну, взяла кошку на руки и ласково ее погладила.
– Две вещи. Первая произошла за несколько недель до того, как я вышла на пенсию, в конце августа этого года. Ты связался со мной, чтобы попросить порыться в FNAEG[23] и выслать тебе мейлом графики, отражающие ДНК-профиль Жюли и другой молодой женщины, Матильды Лурмель.
– Генетические профили? Зачем?
– Ты ничего не захотел мне сказать… Чтобы не втягивать меня, как ты выразился. Что-то странное было в твоем голосе, вроде страха, и это давило на меня даже на расстоянии. Ты явно что-то нарыл, и это что-то привело тебя в Брюссель. Обещал все мне объяснить, когда закончишь.
23