Внезапно Макс повис над полом – точно на высоту своего роста в холке. Его держали под передние лапы, а он продолжал вырываться. Он не сдастся, он будет вертеться и изворачиваться, до тех пор, пока….
Тут его поставили на пол, погладили и сказали:
— Этого мы и возьмём.
— Да вы хоть других-то посмотрите!
Хозяин подошёл к подстилке. Задохлик с Малявкой полезли друг под дружку – прятаться. Задира и Крупный давно уже дрались и ничего вокруг не замечали. Шкодина упоённо грызла тряпку и только из вежливости вильнула хвостом. Сердчишко у Макса упало прямо в пятки – благо до них было совсем недалеко. Неужели возьмут кого-нибудь другого? Ведь это его Хозяева! Его собственные!
От огорчения сама собой получилась лужица.
— Ой, Костя, смотри!
— Ну, а что ты хотела? Он же ещё совсем маленький. Спасибо, щенки все хорошие, но возьмём мы Этого. Таня, давай коробку.
Коробка была картонная, большая, но Макс её не испугался. За свои два месяца одну такую он уже разгрыз. И сейчас побежал к коробке со всех коротких лап, залез внутрь и свернулся клубочком.
— Надо же… Ну, раз так, берите Этого.
Опять! Сколько можно! Макс гневно тявкнул из коробки. Его зовут Макс, неужели не понятно!
— Вот, тряпку возьмите. Это ему в приданое. Первые несколько ночей скулить будет, плакать, а с тряпкой легче привыкнет, она мамой пахнет. И перчатку берите. Хорошие были перчатки, итальянские… Да ладно, что уж теперь, вторую только выкинуть. Ну, по рукам?
— По рукам!
— Только в коробке дырки прорезать надо, чтобы не задохнулся.
Макса под пузо достали из коробки и опустили на пол — поскуливать от нетерпения. Как только продырявленная коробка оказалась рядом, он тут же забрался внутрь, на тряпку, пахнущую мамой Джильдой и родной подстилкой. Для храбрости вцепился зубами в перчатку.
— Кличку-то выбрали?
— Конечно. Была бы девчонка, назвали бы Ваксой. А кобелёк – Макс.
— Ну да, вы же и хотели черно-подпалого мальчика. Алиментный такой же был, только побольше. Дело ваше, конечно… Девчонок две: рыжая и черно-подпалая.
— Нет, своего уже нашли. Ну, мы поехали.
— Счастливо!
Макс слушал всё это из коробки, настораживая уши-пельмешки, и был счастлив. Его нашли Хозяева. Он выбрал Хозяев и стал Настоящей Собакой.
Новый дом
Ехали долго. Макса укачало, и он стал скулить. Даже перчатка не утешала.
— Ой, бедный, замучился совсем. Костя, долго ещё?
— Достань его из коробки, положи на колени. Только полотенце подстели.
Хозяйка оказалась рыжая — как мама Джильда. Пахло от неё совсем иначе, но Макс быстро принюхался, потом угрелся и заснул. А проснулся от того, что его положили на пол, подстелив тряпку.
— Всё, побежали, опаздываем. Дверь закрой.
— Ты записку написала?
— Вот. Скотч на тумбочке в прихожей.
Это явно была Кухня, только незнакомая. Здесь тоже вкусно пахло едой, но Макс был совсем один, и ему стало страшно. Со страху он стал поскуливать. Хорошо, что никто не слышит, ведь Настоящие Собаки не скулят – только рычат и лают….
Тут снаружи заскреблись. Под дверь просунулась когтистая лапа, вцепилась в дерево. Макс вспомнил, что он теперь Настоящая Собака, перестал скулить, поставил шерсть на загривке и оскалился. Это его Дом, а Дом надо защищать.
Дверь приоткрылась, и в кухню вошли двое – не собаки и не люди. Макс так и сел на хвост от удивления.
— Вы кто? – только и смог он спросить.
— Живём мы здесь. Это ты кто такой и откуда взялся?
— Я такс по имени Макс. Меня Хозяева привезли.
— А-а-а… Ну, ладно. Они говорили, что таксу хотят завести. Думали, не слышу. А я, между прочим, слышу, как этажом ниже хомяк деревяшку грызёт. Кошка я, Маврой звать. А это Маврик, сынок мой. Со стола слезь, обалдуй, мало тебя полотенцем гоняли? Ну, что уставился, Макс? Кошек никогда не видел?
— Не видел, — честно признался Макс и чихнул.
Мавра была серая в полоску, с зелеными глазами и такая мохнатая, что походила на меховой шар. Маврик — меньше и толще, такой же мохнатый, но чёрный, как Макс, только без коричневых подпалин.
— Ты чё такой лысый? – Маврик стал нахально вылизываться, разбирать шерсть.
— Не лысый, а гладкошёрстный. Так полагается.
— А лапы кривые и хвост как у крысы тоже полагаются?
— И ничего не кривые. Это ты ещё кривых не видел.
— Не видел и видеть не хочу. И на тебя-то смотреть тошно.
— Ну и не смотри! – Макс сморщил нос, показывая зубы.