Поскольку, если уже записал господин Б-г ребёнка Женщины — Титана в Книгу Живых, то и жить ему среди живых. А Шейнер Юр — Гитер Юр!
В сладкий год — Новый год...
Блям-с!..
1995-1996 гг.
И потому мне всегда будет горько и гордо начхать на местечковый провинциализм Москвы и Киева, Берлина и Иерусалима, Лондона и Парижа, Нью-Йорка и Кацапетовки! Есть на моей огромной планете города Зурбаган и Лисс, местечко Карсиловка и много иных прекрасных Городов и Местечек, из которых мы родом... И наша миссия во всевозможных провинциальных столицах нашего общего человеческого общежития возводить форпосты когда-то единой духовной Атлантиды и возрождать хотя бы самую простую интеллигентность... Которую, кстати, не потерял милейший киевский персонаж — добрейший Ван Ваныч!
БЫЛИ И МЫ РЫСАКАМИ
Час ночи… Решил прогуляться – голова раскалывается, как переспелый арбуз. Дошел до Ленинградской площади, купил в подвале универмага две бутылки дешевого пива «Рогань»… Гитарные малолетки его тоже пьют по ночам, прельстясь дешевизной…
Август! Погода изумительная. Каникулярные мальчики и девочки тренькают всю ночь на гитарах и пустых бутылках. Но в остальном ведут себя тихо и даже дорогу по ночам уступают. Интеллигенты!
Киев – город тихий, патриархальный. Но лишь тогда, когда нет дурноватых салютов и праздников. А они есть всегда. Каждый день! Вся наша жизнь праздник. Праздник Независимости всех ото всех.
Не жизнь, а сплошной праздник, но на закуску, как правило, не хватает. Вот и приходится валяться на травке полуголодным. Как долго – не помню. Время летит быстро, а мы летим медленно. Все мы заложники свое глупости, своей судьбы…
Умер Агаев, а перед смертью целый месяц читал мне по телефону свои изумительно слабенькие стихи, и я их хвалил, жалея беднягу. А мать его просила, чтобы я с ним подолгу не разговаривал, ибо он очень плох... А я не верил. Моложе меня на десятку, хотя и чернобылец. А жаль… Черт его туда понес, добровольца!
А теперь в Чернобыль экскурсии устраивают. Для иностранцев. Стране нужна валюта.
Мы живём в таком анекдотичном, в таком идиотичном мире, что плакать хочется. Но лучше рыдать от смеха, чем выть от тоски.
Посмотрел в зеркальце для бритья и увидел седину на висках. Ну и что? Лысину увидел на десять лет раньше… А теперь на меня смотрит маленькая злобная тварь. Или нет, не так… Злобная маленькая тварь, с меня ростом.. Юмором здесь и не пахнет. Пахнет сортиром.
Ещё при совке понатыкали повсюду памятников… А теперь куда не плюнь – попадешь в опустевший постамент. Или в бульдозер. Гул и грохот. Шум и ярость. Реконструкция столицы идет полным ходом.
Оранжевая революция победила. Мультимиллионеры у власти, а идиоты на Майдане. Наше время ушло, дорогие товарищи судьи. Дорогие паны. Представил себя огромным куском гранита и чуть не окаменел от сознания собственного величия… Публицист-невеличка. Та ещё птичка. Но зависти нынче никто не достоин. Даже тот, кто громко чирикает…
А тут встретил алкоголичку своей мечты. И не где-нибудь – у себя дома. И говорю: «Что ты, скотина, напиваешься каждый день?», а она бурчит, пошатываясь: «А что делать, если очень хочется? Наливай!». Налил конечно. И пошел выносить мусор…
И споткнулся о пьяную баядерку. И упал рядом, и она предложила побаядериться. Дальше ничего не помню. Помню лишь, что рентген черепа обошелся в семь гривен. Дешёвка!
Вновь ночь… Идёт дождь. Но я уже никуда не иду, потому что бросил пить. Сижу на кухне и курю, глядя на мокрый асфальт. И читаю Дэна Брауна «Ангелы и демоны». А кто я? К счастью, не ангел и не демон. Совершенное отсутствие мозгов не гарантирует совершенства.
Встретил около хлебного Юрочку Дикого. Приехал на побывку из Франции. Ничуть не постарел, хотя и старше меня на десять лет. Вот она польза воздержания… Лицо, как печеное яблоко. Но уже не пьёт двадцать лет.
С тех пор, как шагнул в открытую шахту лифта и пролетел четыре этажа вниз головой. Легкий, как воробышек. Вставили металлическую пластину в череп, и стал, как новенькая копейка. Бросил пить и женился на француженке… Да! Дуракам счастье, а пьяницам достаточно и бутылки.
Но уже надоело чистить рожей асфальт. Перешел на пиво. Дёшево и сердито. Эффект, конечно, не тот, зато не падаю, хоть убей. Даже стоять могу на одной ноге, как памятник себе нерукотворный… Ещё при жизни.
А на посмертную славу мне наплевать. Мне достаточно прижизненной. И не славы, а любви. Человек двадцать читают мои рассказы и дневнички – и это более чем достаточно, ибо любовь миллионов – пустая абстракция, от которой – ни холодно, ни жарко… Мы все живём слишком мало, но для многих и этого много. Слишком многие уже умерли. Ещё при жизни.